Сын красного ярла - [2]

Вы там только не подумайте, что я огульно парня охаиваю. Юлька же меня с ним познакомила, так что я знаю, о чем говорю. Привела домой — маме с папой будущего мужа представить. Мой дурак сообразил как надо: выставил ему сразу литровую бутылку горилки, потом вторую подсунул, этот козел упился и уснул под столом. А я аккуратненько документики Геночкины посмотрела. Ну и что бы вы думали? Конечно, женат! И детей уже двое! Я Юльке паспорт его показываю, так она психанула, обвинила меня в том, что я в чужой карман залезла, хлопнула дверью и три недели с обиды жила у подруги. А жениха ее мы растолкали и вытолкали, он еще дебош в подъезде устроил, соседи милицию вызывали. И бумажник у моего дурака спер, хоть и пьян был в зюзю. Хорошо, я уже получку вытащить успела, так что в бумажнике только использованный талон на метро оставался.

А потом Юлька вернулась, конечно. Черная, обиженная на весь мир. Ей подружка-то много про Геночку понарассказывала. Юлька моя пошла к нему отношения выяснять, не знаю уж, о чем они там говорили, только она ему камнем в стекло засадила, он, как и мы, на первом этаже жил. А я обрадовалась, да. И мой дурак без скрипа деньги отсчитал, чтоб за ремонт заплатить.

Юлька после того с Ваней опять помирилась, вместе по театрам, в кино, просто погулять… Плохо только, что весь наш двор знал — Юлька со всякой швалью путалась. Ей-то в лицо не говорили, а меня жалели. Ну, вы знаете, как соседки жалеют? Тон приторный, а глазки злорадные. Все этот дебош поминали… Долго это продолжалось, года полтора, наверное. Потом успокоились. И вот опять — нате вам, разоралась на весь двор!

— Дверь закрой! — крикнула я из кухни.

Юлька зашла, как была — в уличных туфлях. Посмотрела на меня исподлобья:

— Ты чего визжишь?

Я задохнулась. Нет, это же надо! Вот ведь мерзавка, каким тоном с матерью разговаривает! А глядит-то как — прищурилась, в горло вцепиться готова. За мужика мать родную убьет. Ишь, вызверилась… Господи, и за что мне такое наказание?

— Опять хочешь, чтоб весь двор твои трусы перемывал, да?! — не выдержала я. — Мало тебе Гены показалось, еще захотела? Господи, что ж за девка такая, одни мужики на уме, да кто тебя такую замуж-то возьмет, ты на себя в зеркало посмотри — уродина ведь, в кого только…

Юлька прислонилась к косяку. Рожа высокомерная, губы поджала. Я только передышку сделала, она тут же:

— Плевать я хотела на сплетни. Я отсюда уеду, как только мы с Глебом распишемся. И свадьбы мне никакой не надо, это ты без меня как-нибудь.

Вот тут я замолчала. Потому что про Глеба никогда раньше не слышала. Я-то, когда она заорала с порога, подумала еще: сволочь Ванька, не может подождать, пока Юлька институт закончит, что ли? Ишь, заторопился… А Ваня опять в третьих лишних оказался. Бедный мальчик.

— Глеб? — переспросила я. — А как же Ваня?

— Ванька нытик и сопля. Я ему уже все сказала, — отмахнулась дочурка. — А Глеб к нам в воскресенье придет. С бабушкой и дедушкой. Они у него москвичи.

— А сам он откуда? — насторожилась я. Только лимиты мне и не хватало для полного счастья… Это Юлька сейчас так говорит: уеду. А вот как намотается в провинции, быстренько к родителям прибежит. — Ты на квартиру не рассчитывай. Нам с отцом хоть немного по-человечески пожить надо.

Юлька скривилась:

— Мам, а говорить по-человечески ты можешь? Или пока ты живешь не по-человечески, говорить ты тоже не умеешь? И слушать заодно. Я ж ясно сказала — уеду. Из Москвы, и из страны вообще. У Глеба дом в Бергене, он в Москву только в командировки приезжает. Не нужна мне ваша квартира, хоть обживитесь здесь.

Тут только до меня дошло, что Юлька говорит слишком уверенно. Господи, вдруг ужаснулась я, неужели на этот раз она действительно решила уйти?! На глаза навернулись слезы.

Юлька плюхнулась на табуретку напротив. Она у меня девочка высокая, переросла и меня, и отца, но — тощая. Пока стоит, кажется крупной. Только сядет — как жердинка сложится. Руки пополам, угловатые плечи сутулятся, вся изломалась, и тут-то становится видно, что места она при своем росте занимает самую чуточку… Совсем еще ребенок! Бедра детские, плечи торчат костями, лопатки выпирают сильней, чем грудь, не женщина, а суповой набор… Ну куда ей замуж?!

Все-таки я расплакалась. Юлька ерзала на табуретке: и высокомерную мину «взрослой» сохранить пыталась, и меня жалела. Она ж меня любит, хотя и хамит иногда. И я ее люблю.

Наверное, скажи она, что выходит за Ваньку, я бы так не расстроилась. В конце концов, к Ваньке мы давно привыкли. Его отец десять лет с моим дураком в соседних отделах трудится. Мамочка у него, правда… Ну, мне ж с ней не жить. И Юльке тоже. Мы тут уже прикинули, как сделать родственный обмен — чтоб у ребят своя квартирка появилась.

Но, похоже, Юлька с Ванькой крутила только от скуки, а жить с ним никогда и не собиралась.

— Берген — это где? — шмыгая носом, спросила я. — Прибалтика? Ты смотри, там русских не очень любят…

— Ну, почти угадала. Норвегия.

— Эмигрант?

— Да нет, — Юлька включила чайник и полезла за остатками торта. Вообще-то я планировала на вечер, когда муж с работы придет, чтоб всем семейством… Но дочь решила, что наша с ней беседа дает ей право умять сладкое прямо сейчас. — Он тамошний. В смысле, его мать за норвежца вышла. На самом деле он Олаф, Глебом его только в России зовут.