Сын из Америки - [32]

Фермер опрометью бросился из комнаты. Его тяжелые сапоги прогрохотали по лестнице. Телка продолжала мычать. В ее голосе звучало безумие и какой-то почти человеческий протест. Я сел на матрас и повесил голову. Последнее время я делал глупость за глупостью. По-дурацки поссорился с Дошей, истратил деньги, чтобы добраться сюда, а завтра мне снова придется платить за такси и автобус, чтобы вернуться в Нью-Йорк. Я начал писать роман, но увяз в нем и теперь даже не мог разобрать свой собственный почерк. Пока я сидел в этой комнате, меня насквозь пропекло зноем. Если бы только можно было чем-нибудь занавесить окно! Эти телкины стенанья сводили меня с ума. Мне слышалась в них скорбь всего сущего. Все мироздание выражало свой протест голосом этой телки. Дикая мысль промелькнула у меня в голове: не пойти ли мне ночью и не убить ли сперва телку, а потом себя. Такого рода убийство с последующим самоубийством будет чем-то новым в истории человечества.

Я услышал тяжелые шаги по лестнице. Фермер привел жену. Тут они стали извиняться и незаслуженно расхваливать меня, как это принято у простых людей при встрече с любимым писателем. Бесси воскликнула:

— Сэм, я должна его поцеловать!

И прежде чем я успел вымолвить слово, женщина поймала мое лицо своими шершавыми руками, от которых пахло луком, чесноком и потом.

Фермер благодушно произнес:

— Чужих людей она целует, а меня заставляет поститься.

— Ты сумасшедший, а он ученый, он больше чем профессор.

Все это длилось не более минуты, и тут в комнату поднялась дочь. Она стояла в дверном проеме и с легкой усмешкой глядела, как родители суетятся вокруг меня. Чуть погодя она сказала:

— Если я обидела вас, простите меня. Отец привез нас в эту дыру. У нас нет машины, а лошадь того гляди подохнет, а тут еще откуда ни возьмись с неба падает человек с чемоданом и желает узнать, отчего кричит наша телка. Ну не смешно ли?

Сэм стиснул руки с видом человека, собирающегося объявить нечто удивительное. Его глаза смеялись.

— Если вы так жалеете животных, я верну телку хозяину. Мы обойдемся без нее. Пусть возвращается к матери, по которой она томится.

Бесси склонила голову набок:

— Джон Паркер не отдаст тебе денег.

— Если он не отдаст всю цену, он отдаст на десять долларов меньше. Это здоровая телка.

— Я плачу разницу, — сказал я, поразившись собственным словам.

— Что? Не судиться же нам из-за телки, — сказал фермер. — Я хочу, чтобы этот человек жил в моем доме все лето. Ему не нужно ничего мне платить. Для меня это честь и радость.

— Он и впрямь сумасшедший! Нужна нам эта телка, как дырка в голове.

Я видел, что благодаря мне муж и жена того гляди помирятся.

— Если вы и вправду хотите ее вернуть, чего ждать? — спросил я. — Животное может умереть от тоски, и тогда…

— Он прав, — провозгласил фермер. — Я отведу телку прямо сейчас, сию минуту.

Все замолчали. Как будто почувствовав, что в эту минуту решается ее судьба, телка издала вопль, заставивший меня содрогнуться. Это выла не телка, это выл дибук[33].

3

Как только Сэм вошел в коровник, телка успокоилась. Это была черная телка с большими ушами и огромными черными глазами, выражавшими мудрость, которой обладают только животные. Ничто в ней не свидетельствовало о том, что она так много часов подряд агонизировала. Сэм накинул ей на шею веревку, и телка охотно пошла за ним. Я шел следом рядом с Бесси. Дочь, стоявшая перед домом, сказала:

— И вправду, я бы не поверила во все эти чудеса, если бы не видела их своими глазами.

Мы шли и шли, и телка не издавала ни звука. Казалось, она знает дорогу, потому что то и дело принималась бежать, и Сэму приходилось удерживать ее. Между тем муж и жена препирались при мне так же, как препирались мужья и жены, приходя ко двору моего отца на Суд Торы. Бесси говорила:

— Эта развалина пустовала сто лет, и никто даже не взглянул на нее. Думаю, и даром-то ее никто бы не взял. И вдруг является мой муж и заключает сделку. Как говорится: «Дурак приходит на базар, торговцы рады».

— И далась тебе эта Орчард-стрит? Воздух зловонный. С самого утра — шум и грохот. Нашу квартиру грабили со взломом. А здесь даже не нужно запирать дверь. Мы можем уехать на несколько дней или недель, и никто ничего не тронет.

— Какой вор потащится в этакое захолустье? — спрашивала Бесси. — И что ему взять? Американские воры разборчивы. Им подавай деньги или бриллианты.

— Вот увидишь, Бесси, здесь ты проживешь на двадцать лет дольше.

— Кому охота так долго жить? Когда проходит день, я благодарю Господа.

Часа через полтора я увидел ферму Джона Паркера — дом, амбар. Телка снова пыталась побежать, и Сэму пришлось удерживать ее изо всех сил. Джон Паркер косил траву изогнутой косой. Это был высокий, белокурый, худой англосакс. Он поднял глаза и удивился, но со спокойствием человека, которого не так-то легко поразить. Мне даже показалось, что он улыбнулся. Мы достигли выгона, где паслись другие коровы, телка разбуянилась и вырвалась из рук Сэма. Она побежала вприпрыжку все еще с веревкой на шее, и несколько коров, медленно подняв головы, смотрели на нее, а остальные продолжали щипать траву, как будто ничего не произошло. Меньше чем через минуту телка сама щипала траву. После таких страстей я ожидал, что встреча матери со своей телкой будет более драматичной. Я ожидал ласк, тыканий носом или каких-нибудь еще традиционных для коров выражений материнской любви к пропавшей дочери. Но оказалось, что у скотины не принято приветствовать друг друга таким образом. Сэм стал объяснять Джону Паркеру происходящее, и Бесси тоже вступила в разговор. Сэм говорил: