Сын ХАМАС - [68]

Лица солдат, надевших на меня наручники, имели совершенно другое выражение. Для них я был террористом, который сбежал от АОИ, поставив ее в глупое положение. На этот раз меня привезли в тюрьму «Офер», расположенную на территории военной базы, где я регулярно встречался с Шин Бет.

Моя борода выросла длинной и густой, как и у остальных заключенных. Я включился в повседневную жизнь тюрьмы. Когда приходило время молитвы, я кланялся, становился на колени и молился, но уже не Аллаху. Теперь я молился Создателю всего сущего. Я становился все ближе к Нему. Однажды в библиотеке, в разделе «Мировые религии», я нашел Библию на арабском языке. Это был полный свод Библии, не только Новый Завет. Никто даже не прикоснулся к ней. Могу поспорить, что никто и не знал о ее существовании. Какой подарок от Бога! Я читал ее снова и снова.

Время от времени ко мне подходили и пытались тактично выяснить, что я делаю. Я объяснял, что изучаю историю и поскольку Библия — древняя книга, она содержит полезные сведения. К тому же ценности, которым она учит, действительно великие, и, по-моему, каждый мусульманин должен прочесть ее. Люди находили такое объяснение вполне приемлемым. Единственный раз, когда они смотрели на меня с подозрением, — во время Рамадана. Им казалось, что я посвящал Библии больше времени, чем Корану.

Курсы по изучению Библии, которые я посещал в Западном Иерусалиме, были открыты для всех: христиан, мусульман, иудеев, атеистов и прочих. На занятиях у меня была возможность сидеть рядом с иудеями, которые пришли с теми же самыми целями, что и я: изучать христианство и узнать больше об Иисусе. Для меня как палестинского мусульманина это был уникальный опыт — постигать учение Иисуса вместе с израильскими иудеями.

В этой группе я познакомился и подружился с еврейским парнем по имени Амнон. У него была жена и двое прекрасных детей. Он был очень умен и говорил на нескольких языках. Его жена была христианкой и много лет склоняла его к крещению. Наконец Амнон решился на этот шаг, и однажды вечером вся группа собралась, чтобы стать свидетелями его крещения в ванной духовного наставника. Когда я пришел, Амнон закончил чтение стихов из Библии и вдруг горько заплакал.

Он знал, что, погрузившись в воду, не только провозгласит свою верность Иисусу Христу через отождествление с его смертью и воскрешением, но также порвет связь со своей культурой. Он отвернется от веры своего отца, профессора Еврейского университета. Он отринет израильское общество и религиозные традиции, разрушит свою репутацию и поставит под угрозу свое будущее.

Вскоре после крещения Амнон получил повестку о призыве на службу в АОИ. В Израиле каждый гражданин старше восемнадцати лет (как мужчины, так и женщины, за исключением арабов) должен служить в армии: мужчины — три года, женщины — два. Однако Амнон на своем веку повидал достаточно крови на блокпостах и понимал, что как христианин он не может позволить себе оказаться в положении, когда ему, вполне возможно, нужно будет стрелять в безоружных мирных жителей. И он отказался надеть военную форму и отправиться на Западный берег. «Даже если бы я мог выполнять свою работу, стреляя не в голову, а в ногу ребенка, бросающего камень, я не хочу этого делать, — заявил он. — Меня учили любить врагов».

Вскоре пришла вторая повестка, затем третья.

Когда Амнон ответил отказом и на них, его арестовали и посадили в тюрьму.

Амнон жил в еврейской секции тюрьмы все то время, пока я находился в «Офере». Он был там, потому что отказался сотрудничать с израильтянами, а я был там, потому что согласился работать на них. Я пытался защитить иудеев, он пытался защитить палестинцев. Все это не укладывалось в моей голове.

Я не считал, что каждому жителю Израиля и оккупированных территорий нужно было стать христианином, чтобы положить конец кровопролитию. Но я думал, что если бы у нас была хотя бы тысяча Амнонов с одной стороны и тысяча Мосабов — с другой, дело, возможно, приняло бы совсем другой оборот. А если бы нас было больше… Кто знает?

Через пару месяцев после перевода в «Офер» меня повезли в суд, где никто не знал, кто я, — ни судья, ни прокуроры, ни даже мой адвокат.

На суде Шин Бет показал, что я был очень опасен, и просил, чтобы меня подольше подержали в тюрьме. Судья согласился и дал мне шесть месяцев административного ареста. И снова переезд. И вот, в пяти часах езды, в песчаных дюнах пустыни Негев недалеко от атомной станции в Димоне, стоят палатки тюрьмы «Кетциот», где летом вы плавитесь от зноя, а зимой промерзаете до костей. И снова тот же вопрос: «Организация?» И снова я отвечаю: «ХАМАС».

Да, я все еще считал себя частью моей семьи, частью моей истории. Но я больше не был похож на других заключенных.

ХАМАС по-прежнему составлял большинство. Но с началом Второй интифады значительно вырос ФАТХ, и каждая группировка имела примерно одинаковое количество палаток. Я устал притворяться, к тому же мой недавно обретенный нравственный кодекс удерживал меня от лжи. Поэтому я решил держаться особняком.

Тюрьма «Кетциот» находилась в дикой пустыне. Ночной воздух пронзал вой волков, гиен и леопардов. Я слышал много историй о заключенных, бежавших из «Кетциот», но ни одной о человеке, которому удалось бы выжить в пустыне. Зимой было хуже, чем летом: морозный воздух, метели и единственное укрытие от ветра — жалкая парусина. Под потолком каждой палатки должна была быть тканевая прокладка для влаги, но заключенные порвали ее на куски и сделали из них занавески вокруг своих коек. Эта прокладка должны были впитывать влажный воздух, но теперь она просто поднималась вверх и оседала на парусине, пока та не становилась слишком тяжелой. Затем весь этот иней сыпался на нас среди ночи, пока мы спали.