Сын гетмана - [55]

Княгиня Радзивилл ожидала встретить совсем иное. По рассказам мужа, она составила о нем понятие как о грубом неотесанном казаке, а увидела перед собой образованного, неглупого человека, обладающего неистощимым запасом остроумия, перемешанного с беспечной веселостью. После первых приветствий все сели в большой столовой «суботовского замка», как в шутку называл его гетман, и пани гетманша предложила гостье откушать их хлеба-соли.

На столе появились всевозможные постные яства: уха, рыба отварная с грибами, взвар.

– Пан гетман, конечно, знает, зачем я к нему приехала, – проговорила она, не замечая знаков, делаемых ей Тимошем. – Я приехала в качестве просительницы и хочу надеяться, что он не откажет в своих милостях.

Услыхав это, Локсандра, сидевшая подле сестры, побледнела, задрожала и быстро схватила сестру за руку.

– Говори скорее! Отец... отец? – спрашивала она прерывающимся голосом.

Вдруг она почувствовала, что силы ей изменяют, слабо вскрикнула и упала на руки сестры.

Произошло всеобщее смятение. Локсандру отнесли в ее комнату; княгиня с Тимошем остались при ней.

– Разве она ничего не знала? – спросила княгиня.

– Мы скрывали от нее, – отвечал Тимош.

– Что делать? – со вздохом отвечала княгиня. – Рано или поздно она все-таки должна это узнать... А что пан гетман? Согласен ли он помогать отцу?

– Я думаю, что все устроится к лучшему, – отвечал Тимош уклончиво. – Пани княгиня сама переговорит с отцом...

В эту минуту Локсандра открыла глаза, молча взглянула на обоих и слабым голосом проговорила:

– Не скрывайте от меня ничего, мне хуже ничего не знать.

Княгиня в нескольких словах передала, в чем дело.

Матфей Бассарба в союзе с Ракочием подступили к Яссам в самое Вербное воскресенье, когда никто не чуял беды; господарь едва успел бежать со всей семьей в Польшу, в Каменец, к молодому Потоцкому, которого он спас из татарской неволи. Носится слух, что Бассарба посадил в Яссах Георгицу; но наверное никто ничего не знает.

Услышав это, Локсандра села на кровати и проговорила:

– Я так и думала, так и знала. Как только мне сказали, что ты сюда едешь, сердце мне подсказало, что с отцом случилось что-нибудь дурное. Ты бы ведь иначе не вспомнила обо мне, – с горечью прибавила она.

Княгиня смущенно опустила глаза под пытливым взором сестры.

– Я постоянно думала о тебе, но муж мой не позволил бы мне видеться с тобою! Теперь все это изменилось, – прибавила она. – Януш надеется расположить сейм в пользу гетмана, и если ему удастся примирить вас с поляками, нам ничто не будет мешать видеться. Особенно если пан Тимош возвратит престол нашему отцу.

Локсандра встрепенулась.

– Зачем же Тимошу идти в Молдавию? Гетман может послать туда своих полковников...

– Ты сама не знаешь, что говоришь, – с досадой возразила княгиня. – Разве может быть удача, если не Тимош поведет войско? Его имя гремит по всей Молдавии, а для волохов оно страшнее меча.

Локсандра сама это понимала; но расстаться с мужем теперь, в самые счастливые минуты, знать, что он опять подвергается опасности, что его могут убить, взять в плен, казалось ей слишком тяжелым испытанием. Она тяжело вздохнула и опустила голову; в эту минуту ей хотелось, чтоб слава Тимоша не гремела так далеко и чтобы волохи поменьше его боялись.

Тимош подошел к ней и нежно ее обнял.

– Полно, голубка моя! Не печалься!.. Я живо прогоню волохов и этого толстого лжеца, усевшегося на престоле, верну твоему отцу господарство, мы разгромим Валахию, и я положу к твоим ногам княжескую корону.

Локсандра слабо улыбнулась.

– Дай Бог, чтобы все это так случилось! – проговорила она. – Что-то сердце у меня ноет; как подумаю я, что ты снова пойдешь на войну, так бы и не пустила тебя.

– Уж вышла за казака, так и привыкай видеть мужа раз в год, – сказал Тимош, смеясь. Локсандра это хорошо знала, и все-таки ей было невыносимо тяжело, так тяжело, что она всю ночь не могла сомкнуть глаз.

Княгиня пробыла несколько дней в Суботове и лучше всякого искусного дипломата сумела устроить дело, для которого приехала.

Тотчас после Пасхи Тимош выступил в Молдавию с наказным атаманом Федоренком и с двенадцатитысячным войском, состоявшим из казаков, татар и карпатских горцев.

IX Гнев Божий

В Яссах было весело и шумно. Господарь праздновал свое вторичное вступление на престол целым рядом торжеств. Он не жалел на этот раз казны, устраивал народные пиры, ристалища, турниры и везде присутствовал сам с господаршей и Тимошем. Торжество и веселье заглушали вопли тех, чьи родственники и друзья покончили жизнь на плахе, а таких было немало. Толпы придворных поредели; они порядком поочистились от врагов господаря, уступив место новым, более надежным боярам.

– Вот как по-нашему, по-казацки, – хвастал Тимош, – пришел, победил, даже и не видевши хорошенько кого.

– Пан Тимош в этом превзошел самого Цезаря, – вставил не без яда Кутнарский.

– Что ж? То Цезарь, а то я! – заносчиво проговорил Тимош, сдвинув брови и сердито поглядывая на пана.

Он его сильно недолюбливал. Вслед за целым рядом празднеств грозное войско казацкое двинулось на Валахию и с огнем и мечом прошло по всей стране. Никому не было пощады; не останавливались ни перед чем, избивали всех: мужчин, женщин и детей.