Сын эрзянский - [54]

— Коли не утешаете меня, уйду!

— Нас бы самих кто-нибудь утешил, — сказала ему вслед Марья.

Охрем остановился перед дверью:

— Чего вас утешать, не девочку же ты родила?

— Думаешь, беда лишь в том, когда родится девочка? Других бед на свете не бывает?

— По мне, нет горше беды, — сказал Охрем и спросил: — Чай, не лошадь у вас пала?

— Этого только теперь и недостает! — с отчаяньем сказала Марья.

— Тогда не знаю, что за горе свалилось на вас. И догадаться не могу...

Охрем вернулся к лавке, склонив голову, направил здоровый глаз на угрюмо сидящего Дмитрия. Но тот молчал.

— Митрий Иваныч, что у тебя стряслось?

Дмитрий поднял на него невидящий взгляд и негромко промолвил:

— Да, действительно стряслось, Охрем, такое, что хоть сейчас лезь в петлю или немного погодя.

— Вай, вай, Митрий, не пугай меня, у тебя двое сыновей-молодцов, кому ты их оставишь, — сказал Охрем и придвинулся по лавке ближе к Дмитрию. — Так скажи, может, помогу чем, палка у меня ясеневая, здоровая, двух волков уложил...

— Эх, если бы можно было помочь палкой, я и сам отыскал бы дубину, — промолвил Дмитрий и рассказал о случившемся.

Охрем выслушал историю с пропавшей квитанцией и как-то странно притих. Вскоре он ушел, ничего не сказав. Хозяева не вышли его проводить. Им показалось, что Охрем не совсем ушел, а всего лишь вышел во двор и сейчас вернется. Но он не вернулся.

Вечером, накануне базарного дня, Марья со слезами на глазах подоила корову, а уходя от нее, прижалась мокрой щекой к ее теплой шерсти, не выдержала и зарыдала. «Буранка, Буранка, — повторяла она сквозь рыданья, — не долго ты прожила у нас, не оставила даже племя!..» У коровы единственным недостатком было то, что каждый год телилась бычками. В чем-либо другом ее упрекнуть было нельзя — смирная, молочная, со стада приходила вовремя. Марья по привычке выходила ее встречать. А если когда и не выйдет, корова сама заходила во двор, останавливалась у крылечка и тихо мычала, ожидая корма.

О корове горевал и Дмитрий. Когда-то еще им теперь удастся купить корову. А может быть, и совсем не удастся. Он встал до рассвета, привел в порядок розвальни, положив в них сена, накрыл его старым зипуном. Кто знает, сколько им придется задержаться на базаре. Продать корову куда сложнее, чем купить.

Марья вышла позвать его завтракать.

— Иди, поешь немного, там, на базаре, недосуг будет.

— И есть-то не хочется, — ответил Дмитрий, но все же пошел за женой в избу.

У крылечка он задержался, чтобы почистить с лаптей приставший навоз, и тут обратил внимание, что с улицы кто-то подошел к воротам. В темноте он не узнал, кто именно, и подождал.

Во двор вошел Охрем.

— На базар собираешься? — спросил он Дмитрия.

— На базар, — с трудом ответил тот.

— Давай зайдем в избу, потолкуем, может, не придется ехать, — сказал Охрем.

Дмитрий пропустил его вперед.

Навстречу им вышла Марья. Она на шестке разогревала вчерашние щи и огонь оставила, чтобы в избе было посветлее. Увидев Охрема, она спросила:

— Ты, знать, тоже собрался на базар?.. Дмитрий, тогда, может, мне не ехать с тобой, Охрем поможет?..

— Не спеши, Ивановна, — сказало Охрем. — На базар, вернее всего, никто не поедет. Не всегда весело ехать покупать. А продавать ехать — одни слезы.

Дмитрий ничего не понял из того, что говорил Охрем. Он сел за стол, ожидая, когда Марья подаст подогретые щи. Но Марья что-то медлила.

Охрем сел на переднюю лавку. Свет от огня на шестке падал на его лицо красными бликами.

— Вот что я скажу вам, об этом самом, как говорится, деле, — заговорил он несколько путанно. — Мы с Васеной все думали и рассуждали, как быть, к примеру, если взять ваше теперешнее положение. И все же надумали и решили сегодня утром. Дальше рассуждать было нельзя, сегодня базар. Так что у нас с Васеной есть немного денег, мы их копили на лошадь. На лошадь их еще не хватает, надо еще подкопить. А эти, накопленные, пока отдадим вам. Какая разница, где они будут лежать — у нас, в кубышке, или еще где, ведь вы их нам вернете... Васена сказала, что надобно вас выручить. Я и сам так думаю. Люди вы хорошие, за вами деньги не пропадут.

Дмитрий с Марьей молчали, озадаченные. Кто мог думать, что у Охрема есть такие деньги, и что он их может дать взаймы! Смущало и то: сумеют ли они быстро вернуть эти деньги Охрему, не подведут ли его?

— Вот, возьмите, — сказал Охрем, не дождавшись, когда они смогут хоть что-нибудь сказать, и положил на стол перед Дмитрием небольшой сверток в тряпке. — Все сполна здесь, сколько успели накопить... Не ездите на базар, не продавайте корову. Пусть Степа пьет молоко, а не кислый квас, сильнее будет. Мальчику нужно молоко...

Дмитрий долго откашливался, прежде чем вымолвить слово.

— Так-то оно так, Охрем, да ведь мы вскорости не сумеем тебе вернуть их. С годик тебе придется подождать. Подождешь? — спросил он напрямик.

Охрем махнул огромной жилистой рукой.

— А ты думаешь, что мы раньше этого срока сумеем накопить остальное? Где там! Когда сумеешь, тогда и отдашь... — Он тяжело вздохнул. — Хотел с тобой переселиться на новую землю, да раздумал. Если бы Васена родила мальчика, тогда обязательно бы переехал. А с девочками куда переедешь, чего там станешь делать.