— Могила, — сделал жест, будто застёгивает «молнию» по рту, шофёр.
— Точно. И темно тут так же. Фары включишь?
Покорно пощёлкав рычагом, они убедились, что неисправна не только подсветка паркинга, но и сама древняя «Ока». Проводка ослабла, износилась, барахлит в самые неудачные моменты. Мужчина расплатился за работу двумя стальными никелированными пятирублёвками с чахлой веточкой вокруг номинала и куцыми, лысыми, без корон орлами о двух головах. Символичная цена стаканчика самого дерьмового чая. Потом он щёлкнул ручкой, открыл дверь и в тишине звонко шлёпнул по полу парковки ступнями. Прищурился, нерешительно, будто решал, стоит ли шагать в непроглядную темень или разумнее нырнуть обратно в дешёвый пропахший уют отечественного автопрома. Всё же он победил страх и, выставив руку, побрёл вперёд.
Шофёр молча смотрел, как его тёмный силуэт в модной футболке втягивается в непроглядный сырой мрак и тревожную тишь странного подвала. В какой-то момент мужчина будто пересёк лунный терминатор, границу разделения света и тьмы. Вот он был ещё смутно виден, а теперь исчез, словно все краски его существа, его сутулой спины вымарали неведомые грозные стражи подземелья. Шофёр смотрел на это действие привычно. Не раз такое наблюдав раньше. Чего только не бывает, когда тьма царствует вокруг. Зато сигареты всегда под рукой, и теперь можно спокойно расслабиться, закурить и уезжать отсюда.
Он так и сделал. Врубил зажигание, фары предательски зажглись. И тут же дали свет на парковке. Шофёр аж прижмурился от неожиданности. Он поморгал и, когда глаза перестало колоть, посмотрел вокруг.
Мужчины уже нигде не было, наверное, успел уйти.
Гоп-стоп, ты отказала в ласке мне,
Гоп-стоп, ты так любила звон монет,
Ты шубки беличьи носила, кожи крокодила,
Всё полковникам стелила, ноги на ночь мыла,
Мир блатной совсем забыла, и «перо» за это получай!..
Слова Александра Розенбаума
Одна из песен, что звучат в такси
Всё случилось в спешке, скомкано и быстро.
К стоявшему на светофоре водителю «Оки» притёрся почти вплотную чёрный «Гелендваген» Тамаза. Пока горел зелёный, потом мигал, сомневаясь, уступать ли жёлтому, ведь тот всё равно стушуется и отдаст время красному свету, из дорогой машины выпрыгнула бойкая довольно молодая и приятная женщина и шустро пересела к шофёру в его унылую после немецкой красавицы, дочку «КамАЗа».
— Привет, лихач! Меня тот голубчик тебе перекинул, говорит, так сподручнее![7]
— Здравствуй, красивая! Раз сподручнее, значит, правда! Брат мой врать не будет.
— О, да вы молочные братья? Не дети часом лейтенанта Шмидта?
— Ах, если бы!
— Поехали, поехали, — скороговоркой вполголоса заговорила она, — зеленее не будет.
Светофор действительно уже вовсю горел салатным цветом, и шофёр отпустил сцепление. Пока пассажирка умащивалась удобней, шофёр не преминул внимательно разглядеть её. Красивая, безусловно. Не то, чтобы совсем молодая, но хорошо сохранившаяся, лет так за тридцать, но не больше тридцати пяти. Лицо почти кукольное, с большими чистыми голубыми глазами, соразмерные, гармоничные губы и нос, приличная высокая грудь под светлым сарафаном с трафаретами силуэтов красных и чёрных лилий, узкая талия и аккуратные бёдра. А волосы, светлые, но не крашеные, шофёр специально всмотрелся в корни, они были идентичны оттенком всей остальной длине. И хрипловатый низкий голос, мелодичный и какой-то свойский, звучал так, будто она с водителем сто лет знакома. Такое сразу создавалось интересное впечатление.
— Скорей, к вокзалу, — оглянулась назад, будто ждала погоню, женщина.
— Куда торопишься? — шофёр отметил, что её напускная весёлость происходит от внутреннего напряжения. Женщина была взвинчена и только усилием воли сдерживала истерику. И он не ошибся.
— Заторопишься тут, коли муж покойный тебя с того света достать норовит!
— Это как?! — поднял брови шофёр. — Мёртвые не кусаются.
— Мёртвым в рот пальцы не совала, не знаю. А вот дружки его или кого он там нанял или попросил, вполне себе живы и здоровы.
— Ты серьёзно?
— Нет, блин, я так развлекаюсь! Сажусь в разные «тачки» и мозги «бомбилам» пудрю. Люблю это делать по вечерам, знаешь ли!
— Не волнуйся, красивая, здесь ты в полной безопасности. Тот, что тебя мне передал, наверняка от «хвоста» ушёл, если и был он. Тамаз — товарищ надёжный. Теперь тебя точно никто не достанет. Так что расслабься, отдышись, расскажи толком, что там у тебя с погоней вышло, ничего теперь не случится. А вокзал на другом конце города. Теперь или в объезд, или по пробкам, видишь, с работ все потянулись.
— Ладно, вези, как тебе удобнее. — Слова шофёра магическим образом успокоили её.
— Так что за шпионские страсти?
— Да что? Когти сразу мне надо рвать было, да вот задержалась маленько, думала, опасность миновала. А нет, никто не забыт, ничто не забыто. Поймала вот тоже сегодня «бомбилу», так оказался засланный казачок. Давай меня душить, насилу отмахнулась, из его «тачки» выпрыгнула, да хорошо, мимо твой этот, Тамаз ехал. К нему запрыгнула, кричу: «газуй!». Он и вжарил. Покрутился по дворам, потом говорит, передам тебя надёжному челу, он отвезёт, куда хочешь, всё сделает, как надо. Не думала я, что из «гелика» в такое «ведро» пересяду!
