Сын эпохи - [18]

С окраины села вышла пара волов, за которыми катилась большая арба.

— Кто ж это в такую рань? — Алексей пристально всматривался вдаль.

— И чего ему ехать нам навстречу, а не в село? — заметил Яков.

— Что так? — спросил брат Фёдор.

— Нас бы подвёз. А то всё пешком да пешком. Шутка ли, столько вёрст! — Яков приложил ладонь правой руки ко лбу, будто это могло помочь разглядеть сидящего в арбе.

Когда волы подошли совсем близко, односельчане узнали Карпа, ближайшего соседа Данилкина.

— Здорово, Карпо! — шумно приветствовали седока молодые люди.

— Стой! Стой! — прикрикнул на волов Карпо и, соскочив с арбы, ответил на приветствие. — Здорово, хлопцы!

— Куда это ты в такую рань?

— Батько послал до дядька.

— Ну, как там, на селе? — спросил Данилкин.

— Да всё по-старому, — ответил Карпо и вдруг просиял весь: — Ты когда был дома последний раз? — спросил он Алексея.

— Давненько. До Петрова дня ещё, а что?

— Как что? У тебя ж сын! Сын родился! — выкрикнул Карпо.

— Врёшь! — выдохнул Алексей, не осознав в полной мере того, что сказал ему Карпо.

— Да вот тебе крест! — перекрестился Карпо, — сын у тебя, сын!

— Сын! Хлопцы, сын! — Алексей широко расставил руки, словно в радостном порыве хотел всех обнять и, запрокинув голову, сжав ладони в кулаки, высоко потрясая ими, выкрикнул в небо. — Сы-ы-ын! Сы-ы-ын!

— Как раз на Петра и Павла родился, — продолжал Карпо. — Так его Павлом и назвали.

— Как Павлом? — остыл Данилкин. — Как Павлом? Нет! Пётр! Петром будет! Петров день, вот Петром и будет! Пётр! Пётр! Пётр Данилкин! А ты, Карпо, будешь крёстным отцом!

— Бросай, Ванька, водку пить, пойдём на работу. Будем деньги получать каждую субботу!..

— Друзья твои к нам идут! — вбежала в дом встревоженная Галя. — Песни во всё горло орут! Дитя разбудят!

— Тише, вы, черти! — зашикал Алексей, выскочив им навстречу. — Тише! Петро спит!

Приятели разом сомкнули рты.

— Мы ж не знали, — сказал кто-то с обидой.

— Ну-ну-ну! Не обижаться! — ответил Данилкин. — Потихоньку проходите, — посторонился он, давая возможность пройти в переднюю комнату. — Галя, состряпай нам что-нибудь.

Гости разместились на установленной вдоль глухой стены длинной деревянной скамье за чисто вымытый, покрытый льняной скатертью стол. Алексей сел на табурет напротив.

— Мы как на Тайной вечере, — заметил Яков Осыка, — искоса глянув на икону в святом углу.

— Только «апостолов» не двенадцать, да Иуды нет, — уточнил брат Фёдор.

— Иуда всегда есть, — заметил Алексей. — Его не ждёшь, а он тут как тут!

— Только не среди нас, — уверил Коваленко.

Галя не заставила себя ждать. Быстро, без суеты, поставила на стол миски с крупно нарезанными овощами, солонку с грубого помола солью, на разделочной доске аппетитные ломтики сала, хлеб. На столе появилась бутыль отменного «первака», стаканы, купленные Алексеем в городе с первой его зарплаты на шахте.

— Сегодня мало нас. — Данилкин окинул взглядом присутствующих. — Завтра, послезавтра будет больше. Сегодня мы забудем разгульные песни и приступим к серьёзному разговору о нашей жизни вообще и в частности.

Алексей поднялся, прошёл взад-вперед вдоль стола, припоминая, как в подобной ситуации ведёт себя шахтёрский активист. Данилкин старается подражать ему в манере говорить и в манере держаться перед людьми, но, всегда уверенный в себе, в этот раз он вдруг растерялся.

— Может, для начала выпьем, а? — предложил Коваленко, заметив неуверенность своего товарища.

— Ну да, выпьем, конечно, выпьем, — ухватился за предложение Егора Алексей, и самолично наполнил стакан каждого.

— С Богом! — встал с высоко поднятым стаканом Васыль Овчаренко.

— С Богом! — поддержали его остальные.

— С каким же Богом? — сказал Алексей. — Мы пролетарии, выпьем за нас!

— За нас… за нас…

Выпив, Алексей почувствовал облегчение, будто тяжёлый груз свалился с его плеч.

— Мы собрались сегодня поговорить о житье-бытье, о создании в нашем селе первой партийной ячейки. Не так-то это просто, как покажется на первый взгляд. У нас совершенно нет никакого опыта, шахтёры обещали нам всяческую помощь. Нам надо будет расширять ячейку, вовлекать в неё новых, хорошо проверенных людей, устанавливать связи с другими, такими же организациями.

Галя, убедившись, что мальчик спокойно спит и ничто его не тревожит, тихонько вошла к гостям, встала на пороге комнаты, прислонилась к притолоке, готовая в любую минуту метнуться к своему первенцу.

Галя старается вникнуть в смысл того, что говорит её муж. Она видит, с каким вниманием слушают его эти молодые, здоровые парни, как ловят каждое его слово, и в душе её гордость за Алексея, и, в то же время, какая-то неясная тревога за него, за себя, за сына.

— Лёша, что за случай был в Егоровцах?

— В Егоровцах? Так это ж когда было!

— Расскажи, если знаешь.

— Тамошние крестьяне пришли к помещику и попросили его дать им в аренду землю по два с половиной или по три рубля за десятину. Помещик сказал, что это очень дёшево. Тогда они отозвали всех своих родственников, которые у него работали в услужении. Он оказался без людей. Хозяйство большое, людей взять неоткуда.

— Правильно сделали!

— Егоровцы каждый день стали собираться у дома помещика, — продолжил Алексей, — а тут к ним приехали какие-то рабочие из города и поддержали их. Когда егоровцы снова собрались у дома помещика, местный пристав и несколько стражников предложили им разойтись. В ответ на это собравшиеся начали кидать в стражников камни, но, правда, ни в кого не попали.