Сын эпохи - [13]

Появлению Люськи предшествовал тяжелый недуг, постигший мою жену. Доктора, медицинские сестры, уколы, таблетки способствовали лишь временному и незначительному облегчению. Нужно было что-то отвлечённое, неординарное. О поездке к морю, на курорт не могло быть и речи.

— Папа, — позвонила мне дочь, — как ты смотришь, если я принесу вам кошечку. Малюсенькую, пушистенькую.

Звонок дочери, застал меня врасплох. Она знала, что я категорически против содержания в квартире каких-либо животных, тем более кошек. Мысли вихрем закружились в моей голове. Вспомнились не раз читаные материалы и рассказы моих знакомых о том, как кошачьи благотворно действуют на психику человека, улучшают его тонус, продлевают жизнь, излечивают от болезней.

— Ты что молчишь? — вывела меня дочь из задумчивости.

— Позвони маме.

— Звонила. Она сказала, чтобы я позвонила тебе.

Конечно, я и в этот раз был против всяких кошек, но состояние жены беспокоило меня и склоняло к тому, чтобы поступиться своим принципом, сменить своё убеждение. А вдруг и правда, кошка — четвероногий лекарь?

— Папа, прояви милосердие, — упрашивала меня дочь. — Кошечка такая хорошенькая, всем нам очень нравится. Откуда она появилась, никто не знает. Мы её здесь кормим, жалеем. Ей нужна семья, квартира. Её бы взяли, но у всех дома свои кошки есть.

Веский довод дочери «проявить милосердие» подействовал на меня.

— Ну приноси, — сказал я так, будто брал на душу тяжкий грех.

— Спасибо, папа! — обрадовалась дочь.

После работы она на минутку заскочила к нам, достала из хозяйственной сумки и опустила на пол драгоценный подарок — маленький чёрный пушистый комочек: — Это Люська! Посмотрите, какая миленькая!

Я ожидал какую угодно Люську, только не такую чёрную! Чёрная кошка — ведьма! Во всяком случае так укоренился в нашем сознании отголосок народного фольклора. Что делать? Не выставлять же её за дверь, не обижать дочь.

Не сомневаясь в том, что мы безоговорочно примем котёнка, дочь, в семье которой вот уже не первый год проживает флегматичный кот Стасик, — дикарь, как я его называю, порекомендовала, чем кормить кошечку, как за ней ухаживать, что ей позволять и что позволять не следует.

Люська оказалась врождённым интеллигентом. Благородных кровей. Она приняла условия сожительства и приступила к нашему воспитанию.

Первые дни Люська в самом деле вела себя так, как об этом доводилось читать и слышать. Она ложилась на грудь или на бок моей жены, обнимала передними лапками, будто впитывала в себя её недуг.

На кухне Люська появлялась только тогда, когда туда приходили мы. Она не крутилась под ногами, не выворачивала нам душу пронзительным мяуканьем, а после мягкого «мав-мав» терпеливо, широко раскрытыми глазами пронизывала нас насквозь.

— Покорми ребенка, — говорил я в таких случаях, — слышишь, она сказала: «ма-ма»!

К нашему удивлению, Люська отказалась есть молоко, сыр и всякую колбасу. Её излюбленная еда — килька черноморская, которую жена отваривает и тщательно перебирает. Иногда Люська может позволить себе откушать сметанки.

Любители мороженого, мы однажды угостили её пломбиром. Люська с удовольствием вылизала дно блюдечка и ещё долго с умилением облизывалась. Так и пошло. Едва мы говорили: — Люся! Мороженое! — как она, где бы ни была, прибегала или степенно приходила на кухню со своим «мав-мав».

Всякий раз под утро Люська запрыгивает на постель моей жены, аккуратно ступая по покрывалу, подходит к уху своей кормилицы и негромким мяуканием будит её. Если кормилица отмахивается, Люска выпускает коготки.

Однажды, проснувшись, мы не увидели Люську на своём месте. Не оказалось её на кухне, в зале, на балконе.

— Люся! Люся! — переполошились мы. — Люся!

Люся беззвучно выползла из-под кровати, лапки её не держали. Она попыталась что-то произнести, но на это у неё не хватило сил, из горлышка выдался какой-то хрип.

— Что с тобой, Люся! — подхватила жена на руки кошечку. — Ой, она заболела! Её носик сухой и горячий! — Вот твоё мороженое! — накинулась на меня жена. — Люся, мороженое! Люся, мороженое!

— Да нет, это она всю твою хворь в себя вобрала. — Каждый из нас остался при своем мнении. Но встревожились мы одинаково. Люська ничего не ела.

— Где вы так застудили котёнка? — удивился кошкин доктор, померяв температуру Люськи. — Это же надо — сорок!

— Нет, не застудили. Мороженым накормили.

— Что-о-о? Мороженым? Вы с ума сошли! Разве можно! Мороженым!

Кошкин доктор приписал Люське пять болезненных уколов. Люська стоически выдержала их, хотя и кусалась и царапалась. Больно ведь! Слушая рассказы жены о поведении Люськи при уколах, я говорил: — Эта Люськина когтетерапия благотворно скажется на твоем здоровье.

Постепенно Люська пошла на поправку. К ней возвращалась её прыть и резвость. С разбегу она вцеплялась в портьеры и раскачивалась на них, оставляя следы своих когтей. У жены появилась новая забота: штопать повреждённые места.

В ответ на наши жалобы дочери, что Люська исцарапала углы кресел и дивана, слышали: — Подумаешь, кресла! Да их вам давно пора выбросить, а диван купить новый. — Превращённые Люськой красивые обои в лохмотья дочь советовала заменить.