Сын директора - [57]

— Петьо, я еще перед тобой не извинилась. Можно сейчас это сделать?

— А, брось, — сказал я, — ты не виновата. Оба мы с тем парнем были пьяные. Только он был пьянее и нахальнее.

— Я не об этом. Я имею в виду… нашу ученическую дружбу. Я тогда поступила нечестно.

Сердце у меня подпрыгнуло, как мяч, брошенный в стену. Очарование минуты было разрушено. Это еще что? Почему она вдруг заговорила о вещах, давно прошедших? И чего, в сущности, хочет: чтобы я заплакал от умиления и благословил ее?

— Детские истории, Таня… Смотри-ка, эти двое опять вышли на старт.

— Пожалуйста, не надо. Я говорю искренне. Знаю, что плохо поступила. Я должна была хотя бы написать тебе, объяснить, но так получилось…

Я уже не смотрел на нее. Я смотрел на каноэ, которые летели по воде, оставляя за собой светлые веера.

— Спорим, что этот в синей майке придет первым, — сказал я.

— Не хочешь мне простить, да?

Она положила руку мне на плечо, и мне пришлось посмотреть на нее. Я чуть не поцеловал ее. Светлые коричневые глаза смотрели на меня с мольбой, а лицо было так близко, что я чуть не поцеловал ее. И знал, что она не уклонится. Но она напомнила мне о прошлом, о лжи, которая унизила нас обоих.

— Извини, мне надо идти, — сказал я. — У меня свидание.

Она отпустила мое плечо. Я вел себя, как дурак, конечно, но иначе не мог — старая обида рыбьей костью застряла в горле.

— С той самой девушкой? Которую приводил к нам домой?

— Да.

Она уже закуривала сигарету и была бледна. Пощечина попала в цель. Никакого свидания с Зоркой у меня не было, мы с ней в последнее время вообще виделись редко, и мне было все равно, что сказать, — лишь бы задеть Таню. Но она взяла себя в руки. Выпустила дым, сложив губы трубочкой, и чуть усмехнулась уголком рта.

— Ну что ж, не буду тебя задерживать. Ты что, женишься на этой Зорке?

— Да.

— Не мешало бы немножко подумать.

— Да? Почему?

— Ты знаешь, что я хочу сказать… Это, конечно, твое дело. В конце концов вопрос вкуса и культуры…

— До свидания, — сказал я.

Она не ответила. Смотрела на озеро и улыбалась. Она вернула мне пощечину. Я подумал, что актриса из нее наверняка получится, но что удар ее, в сущности, пришелся по воздуху: Зорка ничем ее не хуже. Она, по крайней мере, не лгала.

Я сошел с автобуса на площади Александра Невского и у Театра оперетты сел на троллейбус, который идет к вокзалу. Мне хотелось сегодня же вечером увидеть Зорку. Хотелось целоваться с ней, говорить ей ласковые слова. Она была моим освобождением от Тани. Освобождением от боли, которая меня мучила столько времени. Освобождением от унижения и лжи. И почему бы мне на Зорке не жениться, в конце концов? Идея неплохая, спасибо, Таня.

Нетерпеливый, я шел по маленькому переулку, ведущему от Ополченской. Вот и старый двухэтажный домишко с пятнистым фасадом и потемневшими гипсовыми украшениями над окнами. Позвонил. Открыла хозяйка, майорша с эмалированными глазами.

— Зорки нету, — сказала она.

— Вы не знаете, где она?

— К какой-то подружке пошла, еще пяти часов не было. Хотела идти с ней в кино.

Я не знал, что у Зорки есть подружка, с которой она ходит в кино, и спросил, когда она вернется. Времени было семь часов.

— Не сказала, — ответила хозяйка. — Что-нибудь передать?

— Я оставлю записку.

Я должен был во что бы то ни стало увидеть ее в этот вечер. Вынул из сумки блокнот и вырвал лист. Написал, что зайду к половине девятого, пусть ждет и никуда не уходит. Я свернул листок и только хотел подать его хозяйке, которая уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как услышал шаги на улице и голос Зорки. Обрадованный, я сунул записку в карман.

Да, это был голос Зорки. И это сама Зорка в своем праздничном розовом платье. Она шла со стороны Ополченской. Увидев меня, она замедлила шаги. Замедлил шаги и молодой человек, который шел с ней рядом. Это был Пират.

Я остановился, они подошли ко мне.

— Пешо, — сказала Зорка с испуганной, глупой улыбкой. — Вы ведь знакомы с Владо?

Я молчал. И смотрел на них, — точнее, не на него, а на нее.

— Мы случайно встретились, и Владко захотел увидеть, где я живу… То есть, я его пригласила… Поднимешься наверх?

Ее зеленые глаза смотрели куда-то мимо меня. Мне было скверно, прямо тошнило, — от нее, от себя самого, от этого самого Владко. В голове шумело, я чувствовал, что могу ее ударить. Закинул сумку за спину, сунул руки в карманы, пошел. Пират отскочил, давая мне дорогу.

Я повернул на Ополченскую, но не к вокзалу, а к центру. Чувствовал себя, как холодная заведенная пружина, — коснись, и я со свистом развернусь. Или упаду… Облокотился. Оперся об электрический столб. Прошел какой-то милиционер в чине лейтенанта, остановился и спросил, мне что, плохо? Я сказал, что нет, и снова пошел…

Так произошла авария. Наверное, так и должно было случиться. Но я еще не могу придти в себя и время от времени, лежа в кровати с книгой, ловлю себя на том, что повторяю про себя: ничего, бывает такое, ничего… И улыбаюсь, но мне нехорошо. Пух дремлет у меня в ногах. Стоит мне шевельнуться, поднимает голову и тут же пытается залезть мне на грудь. Я его прогоняю, а потом мне становится совестно. Хорошо, что он не обижается.