Сын человеческий - [9]

Сфероид сейчас темно-янтарный. Цвет ярости? Страха? Нет: извинения.

Разум Клея наполняет еще одно видение. Сфероиды, клетка к клетке, танцующие сфероиды, соединенные простертыми нитями. Гимн любви. Попробуй еще, еще, еще. Клей протягивает руку. Она проходит между прутьями. Его не отбрасывает. Поверхность сфероида сморщилась и из водоворота возникло тоненькое щупальце, обхватившее запястье Клея. Контакт. Доверие. Собрат по несчастью.

– Меня зовут Клей, – произнес Клей, страстно желая быть понятым. Но все, что он получил в ответ от сфероида была серия ярких снимков его мира.

Единый язык во времена сфероида еще не придумали. Он мог общаться лишь с помощью картинок.

– Ладно, – сказал Клей. – Я принимаю ограничения. Мы научимся понимать друг друга.

Щупальце отпускает его руку, и он вытаскивает ее из клетки.

Он сосредотачивается на формировании образов. Самое сложное передать абстрактные вещи. Любовь? Он показывает себя, стоящего рядом с женщиной.

Обнимает ее. Трогает ее грудь. Вот они в постели, совокупляются. Он ясно показывает единство органов. Подчеркивает такие характеристики, как волосы на теле, запахи, пятна. Оставив совокупляющуюся пару совокупляться, он представляет одновременно себя на Хенмере в женском образе, производящим те же действия. Затем он показывает себя, проникающим в клетку и позволяющим щупальцу обвиться вокруг своего запястья. Capisce? А теперь показать доверие. Кошка и котята? Ребенок и котята? Сфероид без клетки, обнимающий сфероид. Неожиданная реакция боли. Изменение оттенка: эбеновый.

Клей воспроизводит картинку, возвращая сфероид в клетку. Облегчение.

Хорошо. Теперь, как передать одиночество? Он сам, обнаженный, среди обширного поля чужих цветов. Мелькают мечты о доме. Образ города двадцатого века: суматошного, беспорядочного, но все же любимого.

– Теперь мы общаемся, – говорит Клей. – Мы добились этого.

Кончается долгая ночь. В лазурной заре Клей видит невиданную при закате растительность: пронзающие небо шпили деревьев с красными прожилками, обвитые спиралями каких-то бобовых, огромных размеров цветы, внутри которых качаются тычинки, наполненные бриллиантовой пыльцой. Хенмер вернулся. Он сидит, скрестив ноги на дальнем конце плиты.

– У нас появился товарищ, – говорит Клей. – Не знаю, поймала ли его ловушка или это я притащил его сюда. Я проделывал кое-какие опыты. Но тем не менее он…

Мертв? Сфероид превратился в засохшую шелуху, прилипшую к одной стороне клетки. Струйка радужной жидкости течет между прутьями клетки. Клей не в состоянии возродить знакомый облик сфероида. Он идет к клетке, осторожно прикасается к оболочке двумя пальцами и ничего не чувствует.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Жизнь уходит, – говорит Хенмер. – Жизнь возвращается. Мы возьмем его с собой. Идем.

Они идут на запад. Не дотрагиваясь до клетки, Хенмер толкает ее впереди. Они минуют кучу высоких желтых деревьев с квадратной кроной, чьи красные листья, болтающиеся толстыми гроздьями, корчатся, словно потревоженные морские звезды.

– Ты раньше видел таких? – спрашивает Клей.

– Несколько раз. Ловушка приносит нам все.

– Я так понял, что это ранняя форма. Близкая к моему времени.

– Возможно, ты прав, – отвечает Хенмер.

– Почему он умер?

– Жизнь ушла из него.

Клей начинает привыкать к манере Хенмера давать ответы.

Вскоре они останавливаются у пруда с темно-голубой жидкостью, в котором плавают круглые золотые дощечки.

– Пей, – предлагает Хенмер.

Клей опускается на колени у края пруда. Осторожно зачерпывает воду рукой. На вкус она словно перченая. Его наполняет острая грусть, сознание утраченных возможностей. Он ошеломлен. Он видит все возможности, которые представляются ему с определенностью автострады, размеченной в темноте дорожными знаками. Он удивлен и озадачен. Ощущение проходит. Хотя он понимает, что одарен новыми средствами восприятия, которые он использовал иносказательно. Он снова пьет. Восприятие углубляется и усиливается. Он принимает блистающие изображения: одиннадцать спящих ночных существ в подземном тоннеле прямо под ним, пульсирующая в теле Хенмера кровь, туманная бесформенность мертвой гниющей плоти сфероида, хрустящая внутренность этих маленьких золотых плавающих табличек. Он пьет еще.

Теперь он еще точнее видит внутренности всего сущего. Его зона восприятия стала сферой пятиметровой высоты с мозгом в центре. Он определяет состав почвы, находя слой чернозема, затем слой розового песка, слой гальки и слой гранита. Он измеряет прудик и отмечает замечательную математическую кривую его дна. Он подсчитывает одновременные пассажи трио маленьких тварей, похожих на летучих мышей прямо над головой и количество гнезд на соседнем дереве. Он пьет еще и еще.

– Как легко здесь быть богом, – говорит он Хенмеру и наблюдает, как звуки его голоса отражаются от поверхности пруда. Хенмер смеется. Они движутся дальше.

4

Новые чувства блекнут еще до полудня. Остается лишь смутное воспоминание, он может еще видеть неглубоко под землей и сознает, что происходит за спиной. Но только туманно. В этом мире все слишком мимолетно. Он надеется найти еще один пруд, он надеется, что вернется женский образ Хенмера, что окончится время смерти сфероида.