Сын бомбардира - [27]

— Чуть на небеси не вознесли! — кок спрыгнул в ров.

Николка хотел что-то спросить у него, но кок с виноватой улыбкой проговорил:

— А меня, кажись, поранило…

— Куда? — встрепенулся мальчишка.

— Вроде туточки, — кок неуверенно поднял руку, словно боясь ошибиться,

Николка разорвал тельник и увидел у предплечья кровавое пятно.

— Должно, «лебёдушка» поцеловала, — поморщился кашевар. — Эк, жалит, хвороба!

Парнишка стал поспешно накладывать повязку. Нужно было торопиться — синие мундиры совсем близко..

Краем глаза Николка заметил, что одна из колонн повернула к пятому бастиону, другая движется прямо на них.

Лейтенант Ханджогло приказал прекратить огонь: навстречу французам разворачивался Житомирский полк.

Колька видел, как сошлись, смешались в пёструю, скрежещущую толпу две волны. Блестя, словно рыбы, выпрыгивали над головами сабли и стрелы штыков. Доносились отчаянные крики озверевших людей.

Схватка шла в ста метрах от редута. Артиллеристы, забыв про опасность, выскочили на вал. Когда б не приказ «оставаться у орудий!», все они были бы уже там — с житомирцами.

Бой был коротким, как вспышка молнии, и, как молния, испепеляющим: колонна французов не возвратилась в траншеи, но и наших пехотинцев осталось не больше двух десятков.

А из второй параллели вражеских окопов уже вырастала новая волна. И она захлестнула Шварц–редут. Сине–красные мундиры смешались с полосатыми тельняшками матросов и холщовыми рубахами солдат. Защитники редута дрались кто чем мог: ядрами, камнями, прикладами. Схватка шла между орудиями, на крышах землянок…

Колька, спрятавшись за разбитой пушкой, палил из трофейного пистолета. Рядом раздалась дробь вражеских барабанов. И тут он увидел, как француз на валу пытается укрепить знамя. В исступлении Колька стреляет в него несколько раз. Но всё мимо, мимо, мимо! И тут, когда он уже отчаялся сбить ненавистный трёхцветный стяг, ядро с пятого бастиона разрывает в клочья вражеского знаменосца вместе со знаменем.

За траверсом редута послышалось громовое «ура!». Ещё не успев сообразить, в чём дело, французы бросились назад и неожиданно оказались в мешке.

Ст. Фролов. КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ СОБЫТИЙ ОБОРОНЫ (окончание).

При штурме Корабельной стороны противник имел почти четырёхкратное (80 против 22 тысяч) превосходство в силах. Враги захватили Малахов курган, хотя непобеждённой оставалась Корниловская башня, которую защищал поручик Юний.

Фактически больше ни одно наше укрепление не было взято ни французами, ни англичанами, ни турками. Упорнее других сражались пятый бастион, редут Шварца и соседний люнет Белкина. В бумагах одного из русских генералов есть такая запись:

«…Едва эти массы были отбиты и бежали в свои траншеи, как оттуда свежие колонны бросились на редут Шварца. Приступ с фронта и левого фаса был отражён, но на правом фасе французы ворвались в редут, и тогда завязался жестокий рукопашный бой с житомирцами, минцами и екатеринбургцами, из коего ни один француз, из числа ворвавшихся, не вышел живой, за исключением 153 взятых в плен. В числе этих пленных полковой командир линейного № 46 полка Баннюр, четыре обер–офицера и 148 нижних чинов. Неприятель ещё бросался на редут Шварца, но уже не с тою запальчивостью, и был отбит огнём с бастиона и люнета Белкина…»

Севастопольцы выдержали этот страшный натиск. Однако вечером того же, 28 августа, к огромному удивлению противника, Горчаков отдал приказ оставить бастионы и переправляться на пароходах или переходить по плавучему мосту на Северную сторону. Одновременно специальные команды начали взрывать пороховые погреба, уничтожать батареи и орудия…

Село солнце, когда поступил приказ покинуть южную часть города.

— Не уйдём с бастионов! Не велел Павел Степанович!.. Пусть сухопутное начальство уходит, а матросы до последнего останутся здесь! — Батарейцы не прячут слёз.

В этих возгласах тонет голос командира редута Ханджогло:

— Поймите, это бесполезно. Только лишние смерти. Без Малахова нам не удержаться…

С редута Шварца горящие улицы кажутся стоглавым змеем. Сжав обветренные губы, батарейцы отходят на построение. Молча заклёпывают орудия, забирают принадлежности. Над ними продолжает грохотать и бесноваться небо.

Колька взвалил на плечи тяжёлый ранец, оставшийся от Евтихия Лоика, взял в руки маленький прибойник, в последний раз взглянул на свои искорёженные мортирки: «До свидания, мои дорогие! Я ещё вернусь!..»

* * *

Мы идём по улице, выросшей на месте легендарного редута — по улице Шварца. Михаила Павловича Шварца.

Как защитники отходили с редута? Пожалуй, по этому спуску, на который сейчас смотрят хозяйственные дворы пироговской больницы с мощными, будто средневековыми, откосами из тяжёлого бута. Или нет, вероятнее всего, войска стекались а лощину за пятым бастионом. Потом шли к району нынешней площади Восставших. Спускались к оврагу, на месте которого теперь улица адмирала Октябрьского. Героя Советского Союза Филиппа Сергеевича Октябрьского — одного яз руководителей второй обороны Севастополя в Великую Отечественную войну.

Улица Шварца — затишная, приземистая, метров двести — не больше. С её высоты виден Исторический бульвар — бывший четвёртый бастион, с горделивым шатром Панорамы Pyбo, телевизионной вышкой и огромным»чёртовым колесом»в парке.