Неистово лаяли собаки за заборами. И не поймешь, кто там, за забором: то ли друг, то ли враг. Дома деревянные, по деревенским понятиям даже богатые. Удивительное дело: воронежская земля жирная, самая плодородная в мире, ткни палку - дерево вырастет, а в деревнях жили с земляными полами, без труб. Полина никак не могла понять: колесо изобрели, а трубу нет, топили по-черному, как бани. И тараканов… Тьма-тьмущая! Зимой их выводили следующим способом: на время перебирались в летнюю избу, в хату открывали настежь дверь в самый лютый мороз. Холод постепенно заполнял дом, выветривал кислые запахи, холод снизу поднимался кверху, тараканы тоже ползли, спасались от мороза, на потолке образовывался клубок, как пчелиный рой, его сметали в ведро веником, ведро ставили в раскаленную печь - сжечь паразитов. Но тараканьи яйца холода не боялись, через некоторое время появлялся новый выводок, за лето он овладевал утраченными позициями предков, и так до зимы, до морозов.
Собаки за заборами сходили с ума от злости. К Сидорихиным пристроились три красноармейца из молодых, по новым гимнастеркам видно было, что недавно мобилизованные. У одного на поясе висела граната в виде белой бутылки.
С другого конца улицы тоже послышался лай.
Ванюша и не сообразил, что произошло, только мать почему-то обхватила его руками, прижала к калитке, закрыла собой: по немощеной улице, поднимая клубы пыли, скакала СМЕРТЬ! Один из казаков держал что-то в руке, это что-то прыгало по выбоинам улицы, хлопало на ветру, как длинное зеленое узкое знамя. Бойцы тоже сообразили, что надо сопротивляться. Они вскинули винтовки, защелкали затворами… Господи, у них даже патроны оказались не в патронниках! Стрельнули раз, два; третий красноармеец рвал с пояса гранату, и, черт ее знает, почему-то она не срывалась, да и как она могла сорваться, если в запарке он дергал не гранату, а ремень.
Вдруг открылась калитка и сильные руки втащили Полину и сына во двор. Дубовая калитка захлопнулась, звякнул крюк.
- Куда вас несет нелегкая!
Спасительницей оказалась женщина непомерного роста. На ней была цветастая кофта и черная юбка. На ногах тапочки со смятыми задниками.
- Если будут барабанить в ворота, - сказала она шепотом, - бегите за дом, у сарая доска оторвана, выскочите на пустырь, а там внизу ложком, кустами, орешником. Никто не словит.
- Спасибо!
- Бог в помощь!
С улицы в ворота ударили пули, полетели щепки, женщина и мать присели на корточки от неожиданности.
- Ой! Чур меня! - закрестилась женщина. - А мужика моего дома нет. Понесло его в Рамонь за поросенком, а тут страсти таки!
Рванула граната. Ворота упали.
- Чтоб вам пусто было, ироды! Чтоб вам… - завопила хозяйка от такого разора, но осеклась на полуслове.
В канаве вдоль забора лежали два убитых красноармейца. Рядом била копытами умирающая лошадь, она лежала на боку, придавив мертвого казака, сжимающего в руке конец штуки зеленого ситца. Вот оно что прыгало по дороге и трепетало на ветру - ситец. Он скакал, штука разворачивалась, как длинный и узкий вымпел.
Казаки пьяно ругались, но не громко, а как-то чуть ли не по-домашнему, вроде бы даже и беззлобно, так, для порядка.
- Что, кончился Тимоха?
- Говорил ему: «Брось материю! Класть некуда!» Вот и преставился, - ответил один из казаков. Он слез с коня, собрал оружие красноармейцев, повесил винтовки на седло, затем попытался вытащить мертвого станичника из-под лошади, но ничего у него не получилось. Лошадь опять ударила копытами в забор, вздрогнула и замерла.
- Ляксей! Подсоби!
Ляксей спешился, помог, они перевалили убитого животом через седло с винтовками и пошли по улице, ведя двух коней в поводу, остальные казаки ехали следом.
Где-то в проулке вновь залились собаки, и казаки в седлах помчались на лай, взяв клинки на изготовку.
Большая женщина как бы очнулась, подошла широким шагом к ситцу и начала судорожно собирать его в охапку. Казаки столько награбили добра, что ситец им был ни к чему, они втаптывали в грязь материал, который ценился не меньше соли и спичек, а то еще и дороже.
- Не пропадать же добру! - сказала она, перехватив осуждающий взгляд Полины.
- Это же мародерство, - сказала Полина.
- Чего? - не поняла женщина. - Вы идите… Железную дорогу перебежите, а там орешник начинается. Ныне дюжа ядреные орехи народились. Еще есть. Пощелкаете.
Она понесла охапку зеленого материала в дом, около сорванных взрывом ворот посетовала:
- А мой мужик, как назло, в Рамонь поехал за поросенком. Придется ждать… Хотя соседи помогут, а то все со двора сопрут, как пить дать растащат.
Другой мерки у нее для народа не было. Кому война, а кому поросенок из Рамони.
- Дайте лопату, я похороню убитых товарищей! - потребовала Полина.
- Чего? - опять не поняла женщина, видно, она от взрыва и упавших ворот немного оглохла. - Да беги ты, пока цела! Тебя же видно, что ты жена комиссара.
Женщина унесла в дом материал, тут же вернулась, зычно закричала с крыльца:
- Матрена! Слышь! Да выходи, уехали казаки. Все окончилось. Вы-ходь! Матрена! Подь до меня, тут убиенные валяются, как бы заразы не было. А вы бегите, пока целы!
