Святыни и древности Турции - [30]

), запер его в каком-то месте и вынудил покончить самоубийством. Восстание Трифона вместе с ничтожеством царей, преемственно правивших Сирией и одновременно Киликией, послужили киликийцам первым толчком для организации пиратских шаек, ибо вслед за его восстанием подняли восстание и другие; таким образом, взаимные раздоры братьев отдали страну в жертву нападающим извне. В особенности побуждал к насилиям приносивший огромные выгоды вывоз рабов; ибо поимка рабов производилась легко, а рынок, большой и богатый, находился не особенно далеко, именно Делос, который был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов. Отсюда пошла даже поговорка: “Купец, приставай и выгружай корабль, все продано”. Причина этого в том, что после разрушения Карфагена и Коринфа римляне разбогатели и нуждались в большом числе рабов. Ввиду такой легкости сбыта пираты появились в огромном количестве, они сами охотились за добычей и продавали рабов. Цари Кипра и Египта помогали им в этом, будучи врагами сирийцев. И родосцы не были друзьями с сирийцами, поэтому не оказывали им поддержки. Вместе с тем пираты под видом работорговцев непрестанно продолжали творить свои злодеяния. Римляне тогда еще мало обращали внимания на племена за Тавром. Они послали, однако, Сципиона Эмилиана, а затем несколько других полководцев, чтобы изучить на месте положение племен и городов. Они решили, что пиратство явилось только следствием испорченности правителей, хотя и постыдились устранить последних, так как сами утвердили порядок наследования в роду Селевка Никатора. Такое состояние страны привело к господству парфян; последние завладели областью за Евфратом, а под конец – и Арменией. Парфяне покорили не только страну за Тавром, вплоть до Финикии, но уничтожили даже царей и – насколько могли – весь царский род, а море отдали под власть киликийцев».

В ряду же таких известных борцов с киликийскими морскими разбойниками, как консул Сервилий Исаврик и Гай Юлий Цезарь, стоит политический противник последнего, Гней Помпей Великий. Именно при Коракесионе он дал киликийским пиратам решающую битву, как о том пишет Плутарх в жизнеописании Помпея: три месяца полководец преследовал пиратов, владеющих к тому времени четырьмя сотнями городов и имеющих в своем распоряжении тысячу кораблей, быстроходных и в то же время роскошных, с золочеными мачтами и обитыми серебром веслами – Помпей гнал их нещадно, милуя сдававшихся и казня сопротивлявшихся. «Большинство самых могущественных пиратов…поместило свои семьи и сокровища, а также всех, кто не был способен носить оружие, в крепостях и укрепленных городах на Тавре, а сами, снарядив свои корабли, ожидали шедшего против них Помпея у Коракесия в Киликии. В происшедшем сражении пираты были разбиты и осаждены в своих крепостях. В конце концов разбойники отправили к Помпею посланцев просить пощады и сдались вместе с городами и островами, которыми они овладели, а затем укрепили их настолько, что не только взять их силой, но даже подступиться к ним было нелегко… [Пиратов] было взято в плен больше 20 тысяч… Помпей решил переселить этих людей в местность, находящуюся вдали от моря, дать им возможность испробовать прелесть добродетельной жизни и приучить их жить в городах и обрабатывать землю».

Интересна история киликийского пирата Зенофана, который, уцелев после Помпеева разгрома, оправился и при Марке Антонии сначала выдал свою дочь Абу за представителя мелкой местной правящей династии Тевкридов, переживавшей в те времена сильный упадок (надо полагать, награбленное богатство Зенофана сыграло главную роль в этом мезальянсе), а потом сам, на правах тестя, начал править в Киликии – под римским присмотром, разумеется. Позднее Абу сместил Август, но ее потомство все равно удержалось у кое-какой власти вплоть до 41 г. н. э. Успех, конечно, но Зенофану было далеко до своего соотечественника Тарасикодиссы, племенного вождя исавров, ставшего в V веке ни много ни мало императором Византии под именем Зенон.

Римская власть внесла успокоение в жизнь Коракесиона. Римляне же заново отстроили греческую крепость на горе. Сложно сказать, насколько достоверна следующая информация, однако скажем, что осужденных на смерть они сбрасывали при помощи катапульт с башни цитадели, которая сохранилась до сих пор и называется у турок Адаматаджагы. Правда, при этом турки любят добавлять басню о том, что якобы римляне, проморив смертника несколько дней голодом, давали ему практически нереальный шанс бросить с башни три камешка, и если один из них достигал моря, его отпускали. Без комментариев, что римляне, знаменитые своим благоговением перед законом, создавшие Корпус права, по которому фактически мы все до сих пор живем, – и вдруг ставили участь преступника в зависимость от игры случая. Этого просто не могло быть – зато как раз киликийские пираты были славны подобными штучками.

Кипрский историк XV века Леонтий Махерас пишет в своей «Повести о сладкой земле Кипр» о том, что весьма почитаемый кипрский святой Мамант (или Мамас, иконографическая традиция часто изображает его сидящим на льве) – родом из Коракесиона. Леонтий употребляет современное для него турецкое наименование «Алайя» (Алания). «А также на этом острове находятся св. странники и другие киприоты… Св. Мамас в Морфу, который происходит из Алайи. В жизни он ловил львиц и доил их, и делал сыр, и кормил бедных. Турки бежали за ним, а он ударил и разбил сосуд с молоком, и молоко разлилось, и место, в котором разлилось молоко, в тот же день было видно в деревне Алайи. Он принял мученическую смерть. Его родители положили его в гроб и милостью Господа его доставили на Кипр, в деревню Морфу. Его показали одному хорошему человеку, который взял упряжку и четверых сыновей, пришел туда, обвязал его веревкой и поднял его, словно это была маленькая вещь, хотя он был очень тяжелый, потому что многие люди очень хотели нести его. И когда он пришел в то место, в котором он [святой Мамас] находится сегодня, он стал неподвижно, и никто не мог его расшевелить. И построили церковь, и там мирра течет в изобилии, и великие чудеса вершатся ради всего мира, и раны заживают. И его иконы источали исцеление: в Никосии, в Лимассоле, в Фамагусте, в Клавдии. Если бы я писал об исцелениях, которые он совершил, я бы не сделал это и до конца жизни».