Святой Вроцлав - [34]

Шрифт
Интервал

Они сидели над книгами, а бешеный дождь стучал в окно. Малгося опиралась спиной о стенку под окном, Михал пристроился на стуле. Они уговорились — когда занимаются историей, ничего иного не может быть — отсюда это несносное пространство между ними. Воздух, в котором словно частички света вибрировали знания. Быть может, Михал неправильно выбрал призвание, и ему следовало бы учить коров тому, как уклоняться от брошенных камней; а может это Малгося годилась исключительно на то, чтобы разыскивать трюфели в колодце[53], но история не была ее страстью.

Сама же история попросту рвалась — словно из дырявого мешка беспорядочно сыпались личности, оторванные от событий, события пережили кастрацию дат и политического контекста. Перед полностью дезориентированной Малгосей история высыпалась кучей: обкладывающие друг друга по роже щитами рыцари, виселицы Тарговицы, сваи на Одре, катынский лес, и снова — пустые глазницы Збигнева, плащ крестоносца и две голые девицы Казимежа Великого. В конце концов, Михал плюнул, отложил книгу, точно так же, как солдат кладет под ноги оружие перед лицом преобладающего противника, и шепнул:

— Значится, так.

Малгося глядела на него ничего не понимающими глазами. Михал подумал, что девушка неожиданно отдала людскую душу какой-то морской свинке.

— Ты знаешь, с историей не так все просто, — начал парень, — потому что мне кажется, что имеются две истории, словно две дорожки диджейского микса. Главная, которая нам известна — это, скажем, основная мелодия. А еще имеется вторая, которая выстраивает глубину, врубаешься, Малгоська, — по каким-то непонятным причинам он обращался к девушке только «Малгоська», — которая звучит как бы в тени. Сейчас я говорю не о заговорах, но о мотивах. Что этот вот тип чего-то там не сделал, потому что нажрался, или отправился в задницу, а не на войну. И так далее, и все в масть. Этому тебя в школе не научат, потому что невозможно или достаточно трудно, но вдруг, когда вот так сидишь и копаешься в книгах, вдруг ловишь себя на том, что все, абсолютно все, имеет иное значение, чем то, которому тебя обучили в школе.

Эта мысль Малгосе понравилась.

— Ага, — кивнула она. В свете стоящей на столе лампы ее сережки казались сделанными из пылающей стали. — А тебе не кажется, что это идет дальше?

— Что дальше? — не понял Михал. — В бесконечность?

— Нет. Мелодий в миксе гораздо больше. Их не две, как ты говоришь, а четыре или шесть, а может… И, как ты говорил, значение меняется не один раз, а несколько.

Михал уже открыл было рот, чтобы высказать чертовски умную мысль, которая только что пришла ему в голову, как вдруг окно с грохотом распахнулось, рама мотнула над головой Малгоси, грохнула об стену и в квартиру влетела буря. Мне кажется, Михал не до конца повернул ручку, защелка поддалась под напором ветра, неважно — важно то, что в мгновение ока пара очутилась посреди урагана, в вихрях дождя, пыли и ветра. Малгося промокла буквально за миг, она стояла, словно скованная льдом, с открытым ртом, пялясь в ночь. Михал подскочил к окну, но створку прикрыть никак не удавалось, как будто бы невидимый гигант поджимал с другой стороны.

Он все жал и жал, ветер напирал еще более нагло, и тут они услышали крик. Он вошел в темноту безвозвратно. Звук был очень длинный, слишком длинный; Малгося сползла на колени, на мокрый пол. Михал глядел в окно. На черные дома Святого Вроцлава. Освободившаяся оконная створка ударила его по лбу, вернув в чувство. Он поднял Малгосю, вдвоем они закрыли окно, а когда они уже повернули ручку, никто уже не кричал. Вот только стекло на какое-то мгновение казалось выгнутым, словно парус.

Малгося долго не могла глубоко вдохнуть. Когда же спокойствие вернулось, тут же ее подавило несчастье — все книги, пол и противоположная стена были пропитаны водой. Малгося с Михалом переглянулись. Не говоря ни слова, парень подал девушке полотенце, сам старой рубашкой протер пол. Когда он прижал ее к себе, Малгося все еще дрожала. Тогда он сполоснул большую кастрюлю и поставил вино на газ…

* * *

Они сидели, чуть ли не касаясь друг друга, часы показывали начало пятого; Малгося знала, что сегодня домой не вернется. Она сообщила отцу, что спать остается у Михала, потому что у нее месячные, совершенно верно предполагая, что взбешенность старшего Бенера успокоит информация о том, что его единственная доченька еще не забеременела. Только той ночью Бенеру все было по барабану. Дождь как-то ослабел.

— Что-то мне странно, — призналась девушка.

Никогда еще Михал не видел Малгосю такой бледной.

— Мне странно, потому что кое-что вспомнилось. Как ты рассказывал обо всех тех средневековых странностях. Что люди считали: вот он, конец света. Все идет в пизду, как мы сейчас говорим.

— То был всего лишь кричащий человек.

Всю бутылку «карло росси»[54] они уже выдули, так что дополировывали остатками мартини. На вкус вермут напоминал сироп от кашля.

— Вот посмотри. Забавно, ведь если бы сейчас было средневековье, люди на коленях бы ползли в Святую Землю, в грязи купались или как-то так. Говорю тебе, что каждый, от короля до последнего мужика считал бы, что это уже конец света.


Рекомендуем почитать
Поцелуй ведьм

Елена — главная героиня, своенравная девушка, жизнь заставила стать ее сильной, ведь она потеряла всю свою семью, выжившая чудом, переезжает к своей бабушке. Елена пытается приспособиться к новой жизни, обрести новых друзей… Но всей этой идиллии приходит конец. Приняв участие в загадочном ритуале поневоле, становится частью ведьмовского ковена. Смогут ли ребята выжить в колдовском мире? Ведь на них уже началась охота. Пожертвует ли Елена своей любовью, чтобы спасти всех?


Чудес никто не отменял

В настоящий сборник вошли восемь разноплановых рассказов, немного вымышленных и почти реальных, предназначенных для приятного времяпрепровождения читателя.


Волк

Повесть-сказка, без моральных нравоучений и объяснения смысла жизни для нашей замечательной молодежи. Она и без нас все знает.


Стёртые краски иллюзий

Максим, как и многие люди, жил обычной жизнью, не хватая звёзд с неба, но после поездки в Индию, где у него произошла довольно странная встреча с одним мудрым старцем, фундамент его привычного мировоззрения дал трещину, а позже и вовсе рассыпался в прах. Новый смысл и уже иные горизонты увлекли молодого человека к разгадке очень древней тайны жрецов… И это ещё не всё, впереди другие приключения и жизненные головоломки. С уважением, Вячеслав Корнич.


Разрушение

Тяга к взрослым мужчинам — это как наркотик: один раз попробуешь — и уже не в силах остановиться. Тем, для кого априори это странно, не объяснишь. И даже не пытайтесь ничего никому доказывать, все равно не выйдет. Банально, но вы найдете единомышленников лишь среди тех, кто тоже на это подсел. И вам даже не придется использовать слова типа «интерес», «надежность», «безопасность», «разносторонность», «независимость», «опыт» и так далее. Все будет ясно без слов. Вы будете искать этот яд снова и снова, будет даже такой, который вы не захотите пустить себе по вене, но который будете хранить у самого сердца и носить всегда с собой.


Итан слушает

Мэпллэйр – тихий городок, где странности – лишь часть обыденности. Здесь шоссе поедает машины, болотные огни могут спросить, как пройти в библиотеку, а призрачные кошки гоняются за бабочками. Люди и газеты забывают то, чего забывать не стоит. Нелюди, явившиеся из ниоткуда, прячутся в толпе. А смерть непохожа на смерть. С моста в реку падает девушка. Невредимая, она возвращается домой, но отныне умирает каждый день, раз за разом, едва кто-то загадает желание. По одним с ней улицам ходит серый мальчик. Он потерял свое прошлое, и его неумолимо стирают из Мироздания.