Святой в миру - [19]

— Заметно?

— Да, но у вас умные глаза, мистер Доран. Это подкупает. — Коркоран ласково улыбнулся.

Невозможно было противиться обаянию, завораживающему и колдовскому, которое излучал этот мужчина, Доран почувствовал исходящую от него теплоту, совершенно забыв о том, что ещё вчера восхитился его недюжинным актёрским дарованием и предупредил самого себя о необходимости известной недоверчивости и осмотрительности в отношении этого человека. Он помнил о своих подозрениях и abomination, но сейчас просто любовался им, и в самом деле серьёзно заинтересовавшим его.

Они направились через топь к лесу. Скоро Доран заметил, что любые указания для его спутника — не более чем фикция. Коркоран шёл, интуитивно выбирая верный путь, и пару раз именно он препятствовал Дорану по колено уйти в вязкую трясину. Они быстро сумели добраться до леса, и по тропке, едва намеченной через заросли, достичь Жабьего болота. Тут Коркоран снова удивил мистера Дорана. Он столь быстро и безошибочно находил искомое, что его ботанизирка была заполнена за считанные минуты. При этом Доран, уроженец этих мест, никогда не видел тех странных растений, что собирал молодой учёный. На вопрос, что это за травы, тот охотно пояснил, что это один из видов болотного веха, они весьма разнятся от местности к местности. У него есть и другое название — цикута, коей отравился Сократ, но в Италии ему довелось услышать о её лекарственных свойствах.

— Я был немало поражён тем, что итальянские монахи используют в лечении травы, традиционно считающиеся ядовитыми. Мы с коллегой прошли по древней дороге Via Francigena, по пути, проторённом пастухами, паломниками, прелатами и королями. От Монченизио до долины Суза через Буссолено, Авильяна, Риволи. Джанпаоло неожиданно растянул щиколотку, мне пришлось спустить его вниз, больница оказалась при церкви небольшого цистерцианского монастыря. Братья Джандоменико и Гаэтано, к моему немалому изумлению, имели в своем распоряжении и hyosciamus niger, и conium maculatum, и datura stramonium, и ledum palustre, и paris quadrifolia — и все это с удивительным умением использовали. За пять дней они подняли Джанпаоло на ноги, воспаление исчезло, он перестал хромать. Я заинтересовался свойствами этих растений и хочу собрать материал для будущих исследований.

Сам Коркоран неожиданно спросил Дорана, что привело его на священническую стезю? Тот со вздохом ответил, что церковь привлекала его изначально, хотя, будучи младшим из трёх братьев, он ни на что другое и рассчитывать не мог. А после того, как старший брат после смерти отца за пять лет промотал оставленное ему состояние, а средний, Джеймс, погиб во время второй бирманской компании, единственное, что остаётся — уповать на Господа. Мистер Коркоран внимательно выслушал и с живой заинтересованностью спросил, был ли тот женат, а, узнав, что нет, пожелал узнать, почему? «В юности он не мог и думать прожить с семьёй на несколько сот фунтов, — ответил священник, — а сейчас просто привык к одиночеству…»

Доран не любил говорить о себе. Неожиданно вспомнив мисс Хэммонд, оставшуюся на террасе, и мерзейший разговор Стэнтона и Кэмпбелла, он спросил племянника мистера Хэммонда, думает ли он сам о женитьбе?

Тот поморщился.

— Женщины? Полно, мистер Доран. Это не для меня. «Что мне эта квинтэссенция праха? Мужчины не занимают меня и женщины тоже…», — он снова на миг превратился в Гамлета, — французы правы, близость с женщиной восхитительна, но её присутствие невыносимо. Главная беда, что каждая, отдаваясь, мнит, что дарит вам мироздание… с которым наутро не знаешь, что делать. Мне под тридцать, и я уже заледенел. Если станет невмоготу — такой же космос подарит мне моя собственная рука, пусть это и грешно, зато ей не надо объяснять, что пятиминутное удовольствие — это только пятиминутное удовольствие. Суета отягощает.

— Вы циник, мистер Коркоран, — пробормотал, смутившись и покраснев, Доран. Откровенность собеседника шокировала его. Сам он на подобные темы ни с кем говорить не стал бы. Плоть была его мукой и страданием, к своим искушениям он относился болезненно и лёгкость, с какой его собеседник говорил о сокровенном, изумляла. Между тем он не казался бесстыдным или нескромным, скорее, его откровенность, казалось, говорила о доверии к собеседнику и искренности.

— Циник? Совсем нет. Хотя меня постоянно в этом упрекают. Цинизм есть упразднение и опошление истинной ценности мира, а я всю жизнь ищу эту ценность, эту сокровенную истину. Ни один циник её никогда не найдёт. Но её равно не найдёт и тот, кто смотрит на мир сквозь розовые очки и принимает за истину расхожие глупости, мистер Доран.

— Сокровенную истину мира? Ваши друзья по приезде цитировали некоторые ваши высказывания…

— Вынужден перебить вас, мистер Доран. — Улыбка исчезла с лица Коркорана, и в голосе его прозвенел металл. — У меня нет друзей. Это одно из величайших и горестных сожалений моей жизни, но я после смерти милорда Чедвика ни разу не встречал человека, которого мог бы назвать другом. Лишь однажды… Впрочем, это… — Он болезненно поморщился. — Что касается моих высказываний, а меня почему-то постоянно цитируют все, кому не лень, то я надеюсь, вы поймёте, что глупцы весьма часто понимают высказанное по-своему, наделяя чужие слова то нелепым смыслом, то, напротив, выхолащивая из них всякий смысл. Не верьте цитатам и цитирующим. Особенно цитирующим глупцам.