- Я увижу тебя в воскресенье? - спросил он.
- А что в воскресенье?
- Месса? Церковь? День святого обязательства?
- Верно. Воскресенье. Я уточню у своего секретаря, - ответила она. - Свободна ли я буду.
- У тебя есть номер этого кабинета?
- Он на холодильнике.
- Набери его, когда будешь дома. Хочу удостовериться, что ты благополучно добралась до дома.
Она уставилась на него.
- Серьезно?
- Как долго тебе идти до дома?
- Не знаю. Минут двадцать.
- Тогда жду твоего звонка меньше, чем через полчаса. Пожалуйста, будь осторожна.
Она помахала ему и шагнула назад. Уходить было больно. Шнур, который она ощутила в прошлое воскресенье, возник опять, в его присутствии, она ощутила его даже сильнее, когда уходила от Сорена.
- Еще три просьбы, Элеанор, пока ты не ушла.
- Какие? - Она повернулась к нему. Он снова стоял в дверях своего кабинета.
- Первое. - Он поднял один палец. - Ты сказала, что хотела бы быть ростом под шесть футов и иметь светлые длинные прямые волосы. Никогда больше не желай этого. Бог создал тебя. Не оспаривай эстетику Создателя. Поняла?
- Да, наверное, - ответила она.
- Второе. - Он поднял второй палец. - Не переживай насчет того, что я назвал тебя опасной. Это было не оскорбление.
- Как скажете.
- Именно. И третье. - Он шагнул в кабинет. - Я уже четыре дня в «Пресвятом Сердце», и половина прихода дала ясно понять, что мне здесь не рады. Отца Грегори очень любили. Приход не готов его отпустить и принять нового проповедника. Ты не единственная, кто знает, каково это чувствовать себя нежеланным.
Элеонор ощутила что-то щекочущее в горле. Это обжигало, и она проглотила это. Но жжение осталось.
- Церковь не ваша собственная мать.
- Нет. Я и не преуменьшаю твою боль, притворяясь, что недоверие прихода ко мне сравнимо с беременностью тобой, напуганной семнадцатилетней матерью, отчаянно желающей, чтобы ее проблемы волшебным образом исчезли, и мечта, которую она утратила, вернулась к ней. Но я скажу, что сейчас не имеет значения, хотела тебя мама тогда или нет. Как и неважно, хочет меня эта церковь или нет. Мы здесь, ты и я. Мы не уйдем. Мы здесь, и если нет другой причины, кроме той, что Бог хочет чтобы мы были здесь, за Ним и будет последнее слово.
- Если вам станет чуточку легче, я хочу, чтобы вы были здесь.
Сорен опять взял одну из книг Отца Грегори.
- Мне стало легче.
- Спасибо... Сорен. - Она до сих пор не могла поверить, что обратилась к священнику по имени, без обращения «отец».
- Спокойной ночи.
Она развернулась и начала уходить.
- Тридцать минут, - крикнул Сорен, и Элеонор позволила себе улыбку от уха до уха, которую сдерживала последний час.
Как только она вошла в кухню, Элеонор взяла телефон. Ей пришлось растянуть шнур до самого холодильника, чтобы прочитать номер телефона «Пресвятого Сердца».
Сорен ответил с первого гудка.
- Я дома, в безопасности, - ответила она.
- Хорошо.
- Спасибо за сегодняшний разговор.
- Элеонор, мне понравилась наша беседа.
Она улыбнулась в телефон. Обычно она ненавидела, когда ее называли Элеонор. Почему из его уст это звучало так правильно? Элеонор... то, как он произносил его, оно звучало таким благородным, таким взрослым.
- Могу я задать быстрый вопрос?
- Безусловно, - ответил Сорен, и она услышала звук падающих в коробки книг.
- Вы тоже опасны?
Она затаила дыхание в ожидании ответа.
- Да.
- Так и думала, - ответила она. Сорен ничего не сказал.
- Спокойной ночи, Сорен. Увидимся в воскресенье.
- Пожалуйста, попытайся между этим вечером и воскресеньем избегать всего, что докажет мою правоту насчет тебя.
Элеонор рассмеялась бы, но она знала, что он не шутил. Она тоже не шутила, когда ответила.
- Не могу обещать.
