Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие - [186]

Здесь возникает вопрос, можно ли признать выражение θεός έκ θεoύ согласным с воззрениями и терминологией Оригена. Известно учение Оригена о том, что–только Бог Отец в собственном смысле может быть назван ό θεός, αύτοθεός; Сын же есть только θεός, δεύτερος θεός [901].

Между тем св. Григорий в символе употребляет просто θεός έκ θεού. К. Каспари [902], чтобы сделать последнее выражение совершенно оригенистическим, принимает что έκ θεού здесь должно считать равным εκ τού θεού, для чего в качестве основания приводит не только то, что θεός часто равно ό θεός, но и параллельное изречение о Св. Духе έκ θεού υπαρξιν έχον. Но если даже принимать θεού, как θεός, в пользу чего говорит то, что и θεός и θεού — оба поставлены без члена, то, по мнению К. Каспари, и в таком случае не будет противоречия с учением Оригена, что ясно и из того, что это же выражение встречается, кроме символа Лукиана, в формуле веры Евсевия Кесарийского, равно как и в нескольких полуарианских и арианских символах (в 4–й антиохийской формуле, в 1 и 3 сирмийских формулах, никской, селевкийской и константинопольской 360 года). В таком случае первое θεός обозначает всецелое божественое существо или всецелую божественную природу „единого Бога“(εις θεός), с изъятием (исключенной посредством έκ) нерожденности. Эти рассуждения К. Каспари стоят в связи с его стремлением доказать возможно большее согласие символа с учением Оригена. Но нет оснований так усиленно утверждать оригенизм символа в этом пункте, правда весьма существенном. Понимать различно один и тот же термин θεός в одном и том же выражении не представляется возможным как в виду совершенного отсутствия каких-либо данных для этого, так и потому, что для обозначения божественной сущности в следующем же изречении символа употреблен соответствующий термин θεότης. Не правильнее ли предполагать, что св. Григорий не принял оригеновского различия между ό θεός и θεός и употребляет θεός έκ θεού в том же значении, в каком это выражение впоследствии употреблено было и в Никейском символе. Уклонение от Оригена — весьма существенное, но оно не может быть выставлено в качестве возражения против происхождения символа от ученика Оригена, потому что и вообще эта яркая подробность учения Оригена не нашла определенного приема в церковном богословии. Поатому θεός έκ θεού выражает собою ту же мысль, какую еще раньше высказал св. Ириней Лионский: „и Отец есть Бог и Сын — Бог, ибо от Бога рожденный есть Бог“ [903].

Из того, что Господь рожден от Отца, как единственный от Единственного и Бог от Бога, вытекает то следствие, что Он есть χαρακτήρ καί είκών τής θεότητος: Он — точное начертание Божества, Божественной сущности (τής θεότητος), целостное отображение Его, со всею точностью и жизненностью воспроизводящее в Себе Свой Первообраз. Св. Григорий говорит здесь согласно с своим учителем, который также видел в Божестве Сына образ истинного Божества [904] и в понимании того, почему Сын называется образом Невидимого, усматривал основание для выяснения того, в каком именно смысле Бог правильно называется Отцом Своего Сына: наименование образа приложимо к Сыну Божию в виду того, что Он есть невидимый образ невидимого Бога, подобно тому, как Сын есть образ Адама [905].

С χαρακτήρ св. Григорий начинает повторение тех определений Сына, какие даны им в первой части символа, причем ясно, что λόγος, σοφία и δύναμις, в ввиду сопровождающих их предикатов, употреблены в другом значении или, точнее, изображают другую сторону в обозначаемых этими терминами понятиях. В этом отношении здесь приобретает особенное значение присоединение к χαρακτήρ нового понятия — είκών, которого нет в первой части. Значение термина είκών выясняется из следующих слов Оригена: „Спаситель наш есть образ невидимого Бога Отца: по отношению к Самому Отцу Он есть истина; по отношению же к нам, которым Он открывает Отца, Он — образ, через который мы познаем Отца, Которого не знает никто другой, кроме Сына, и знает еще тот, кому захочет открыть его Сын. Открывает же Он Отца тогда, когда Сам служит предметом познания, потому что, кто познал Его, тот познает и Отца, как об зтом Он Сам говорит: видевый Мене виде Отца (Иоан. 14, 9) [906]. „Не удерживая представлений истины, Отец изрыгает и творит отпечаток их в Слове, Которое по этой причине называется образом (είκόνι) невидимого Бога“(Колос. 1, 15) [907]. И Феогност в приведенном выше отрывке из Ипотипос (см. выше стр. 587) говорит, что „Слово есть также Образ (είκών), потому что Ему одному вверено изнесение вовне мыслей, находящихся в уме“. Ясно, что в είκών выступает на первый план идея отображения первообраза для откровения его другим, тогда как χαρακτήρ заключает в себе только мысль о точном воспроизведении без какого бы то ни было указания на последующее сообщение или откровение. В таком случае είκών предполагает собою χαρακτήρ, и последнее изображает Сына в его имманентном отношении к Отцу, как его Начертание, между тем как первое определяет его отношение к миру. Таким образом, Сын, Который во внутренней жизни Божества есть Начертание Отца, является Образом Отца и в Своем отношении к миру, — в Нем мир видит Образ Божества и чрез Него может познавать Его.