Святой Франциск Ассизский - [68]

Если мы не пытаемся понять это стремление слиться с Богом и умереть от любви к любви Его, от благодарной тяги к Создателю и Спасителю, не поймем святого Франциска.

ГРЕЧЧО

Франциск понимал, что если бы все люди имели в своем сознании реальный и ясный образ Спасителя, они любили бы Бога на деле, а не на словах. Вернувшись из крестового похода, вспоминая о Святых Местах, он думал, как возродить веру, и решил, что помочь тут могут не одни лишь проповеди, — надо воссоздать некоторые события из жизни Христа. Это отвечало не одной лишь его апостольской цели, но и настоянию его души, которая стремилась воплотить в действие мысль об истинной любви.

Приближалось Рождество 1223 года и святой Франциск, всегда с особенным трепетом преклонявшийся перед тайной детства Христова, вспоминал Вифлеем в скиту Фонте Коломбо. Там и сказал он Джованни Велита, терциарию знатного происхождения, своему другу и почитателю (а они были у него повсюду):

— Мессер Джованни, если ты поможешь мне, в этом году мы отпразднуем самое прекрасное Рождество, какое только можно представить себе.

— Я охотно помогу тебе, отец, — ответил тот.

— В одном из твоих лесов, — сказал Франциск, — окружающих скит Греччо, есть пещера, похожая на Вифлеемскую. Я хочу воссоздать Рождество и собственными глазами увидеть нищету, в которой Младенец Иисус вошел в мир лежал в яслях между осликом и волом. Я имею позволение Святого Отца воссоздать это во славу Рождества Христова.

— Я понял, — сказал Джованни. — Предоставь это мне, отец мой.

В рождественскую ночь на колокольнях Реатинской долины звонили еще громче, чем обычно, и жители округи, привлеченные невиданным празднованием, спешили по каменистым тропам из деревень, из замков и дальних хуторов в морозной, но ясной ночи; спешили, как Иудейские пастухи, почтить младенца.

А в это время из Фонте Коломбо, Поджо Бустоне, других мест шли колонны францисканцев с зажженными факелами, и любопытствуя, и восторгаясь, с литанией на устах. Когда они вошли в пещеру, приготовленную мессером Джованни Веллита, как замыслило вдохновение святого Франциска, то встали, словно завороженные. Вот ясли и солома, а выше — камень для мессы, вот вол и ослик, но нет ни Младенца, ни Пречистой Девы, ни Иосифа, ни ангелов. Их заменил святой Франциск. В торжественном облачении дьякона читал он Евангелие столь дивным, чистым и мелодичным голосом, что все этой великой ночью подумали о горах Иудеи и о Славе Небесной. Потом он заговорил о рождении нищего Царя с таким чувством и жаром, что охваченная восторгом толпа почувствовала, будто ее отнесло на тринадцать веков назад, к началу нашего Искупления.

Ночь была праздничной, весь лес сиял и пел, и казалось, что Младенец Христос вернулся на землю. Одному человеку удалось увидеть Его. На соломе, пустовавшей оттого, что не было на ней Сына Человеческого, блаженный Франциск увидел новорожденного, такого белоснежного и холодного, словно он мертв. Он взял его, прижал к сердцу, согрел отеческим теплом, и младенец ожил, открыл глазки протянул ручки к бледному лицу Своего бедняка. А святой Франциск заговорил так, что все расплакались, и если голос его дрожал от слез, то слова его возродили в сознании людей Младенца Иисуса, словно он присутствовал среди них. Руки Франциска держали Его, глаза — видели, и сердце святого полнилось любовью и благодарностью.

ТРУДНЫЕ БРАТЬЯ

Во время молитвы святой Франциск ощущал как бьется в нем самый источник радости, и, как свет создает цвета, этот лучезарный источник помогал ему созерцать творения Божьи. Но что достойного, если ты наслаждаешься видом прекрасных созданий, доблестных мужей? Еще в мирской своей жизни Франциск не мог поистине радоваться, не превзойдя самого себя; тем сильнее стало его чувство, когда он сделался рыцарем Христа и госпожи своей, Бедности, избрав своим символом крест. Из любви к кресту он научился испытывать радость от общения с людьми даже приносящими огорчения, но потом эти люди становились его друзьями, что давало ему глубокое удовлетворение.

Однажды он проходил через Имолу и попросил у епископа, чтобы тот, позволил ему проповедовать, епископ же, не испытывая доверия к этому странствующему мирянину, резко ответил:

— Я и сам проповедую моему народу!

Святой Франциск, опустив голову, вышел от него, но через мгновение вернулся, и потерявший терпение епископ воскликнул:

— Чего тебе, брат?

— Отец, — ответил святой, — когда сына выгоняют в одну дверь, он возвращается в другую.

Порыв этот подстать брату Джинепро, сам же поступок был по-детски непосредственным, и побежденный епископ обнял Франциска, позволив ему и братьям его проповедовать, ибо он понял, что эти смиренные люди — святые.

Был еще и другой епископ, кто говорит, что из Терни, а кто — из Риети, который после проповеди Франциска обернулся к народу и сказал примерно так:

— Возблагодарим Бога за то, что Он воспользовался этим невеждой, этим ничтожным бедняком, дабы показать, как милосердна Церковь.

Даже для святого, который дал обет смирения, такой отзыв не был лестным, и потому Франциск, сильно возрадовавшись, бросился в ноги епископу: ведь тот яснее ясного указал, что его, а что — Божье, оставляя Богу одну лишь славу.