Святой Франциск Ассизский - [67]

Бог был для него конкретной реальностью, и в мыслях своих он никогда не удалялся от Него, ибо жил в Нем. В мире святой Франциск словно бы отсутствовал — правда, не настолько, чтобы не увидеть божественное в предметах, окружавших его. У него было своеобразное мнение на этот счет: тот, кто навечно погружен в Совершенное, видит все преходящее лучше, чем тот, кто живет лишь в своем теле, со своей душей, как смотрящий на море с капитанского мостика, видит его лучше, чем тот, кто плывет, выбиваясь из сил. Если же он чувствовал, что должен сделать что-то, то немедленно переходил от молитвы к действию, хотя и не особенно различал их — действие либо подвигало его на молитву, либо завершало ее, либо продолжало, это была молитва дела, заготовленная в беседе с Богом, и потому он начинал действовать словно бы неожиданно, быстро и споро, без сомнения и раскаяния. Дело не разлучало его с Богом, ибо создания неразлучаимы с Создателем.

Несколько раз, правда, экстаз заставал его во время работы и он как бы терял чувство реальности, не понимая, где он и кто те люди, которые на него смотрят. Так было, например, когда он проходил через Борго Сан Сеполкро, и не заметил шумной и праздничной толпы, окружившей его со всех сторон. Он глубже проникал в ту действительность, которая всегда существовала внутри него, от нас же она скрыта, ибо чувственный мир привлекает нас. Лишь смерть срывает для нас этот покров, но его не было для святого Франциска. Глаза его видели ангелов небесных, как наши глаза видят собеседников, и для него было естественно оказаться в один миг среди ангелов как среди своих собратьев. Пребывая в экстазе, он просто переходил в другое общество. Когда же состояние это проходило, он делал над собою усилие, чтобы вернуться к прежнему и собранно, бесстрастно говорить об обыденном так, будто ничего не произошло.

Он тщился утаить благодать Божью, и такое самообладание обходилось ему дорого. Чем совершеннее становился он, тем сильнее чувствовал, что необходимо посвятить себя всего, без остатка, Богу и одиночеству.

ОДИНОЧЕСТВО

Однажды, незадолго до Великого Поста, святой Франциск находился около Тразименского озера, и попросил, чтобы один из преданных ему братьев тайно перевез его в лодке на Изола Маджоре — один из трех островов этого уединенного озера. Тот послушался и в Пепельную Среду, в темноте, чтобы никто не заметил, суденышко отплыло от берега, перенося братьев на поросший лесом островок.

— Приезжай за мной вечером в Великий Четверг, и никому не говори, что я здесь, — сказал Франциск провожатому.

— А как же с едой? — спросил преданный брат.

— У меня есть два хлебца. Этого хватит.

Лодка направилась к противоположному берегу, и святой Франциск остался один среди птиц, среди густых и диких трав. Озеро это — широкое и мрачное. Когда оно становится добрее, то отражает в своем зеркале золото заката, сапфир вечернего неба, аметист или темный изумруд гор, когда злится, бурлит серой пеной, в которой видятся и свинец и сталь. Лежит оно в тростниковых зарослях долины, будто несмело предлагая покорить себя, выше, среди гор, оно вьется, словно жаждет объятия.

В Святой Четверг преданный почитатель Франциска вернулся на островок и обнаружил, что святой молится в пещере, высоко в скале, среди прекрасных гор, словно в гнездышке жаворонка, которым и был святой Франциск. Казался он чуть бледнее и худее обычного, рядом с ним лежал один из двух хлебцев, но чувствовал он себя хорошо, словно в раздумьях находил себе пищу. Казалось, что озеро отражает свет, который излучало его лицо. Он радовался, что уподобился Господу своему Христу, постившемуся сорок дней и ночей, но был слабее Господа, ибо съел один хлебец; а когда он вернулся к людям, никто не узнал, что за эти недели произошло в его беседах с Всевышним. Знали приблизительно, что он плакал, когда был один, громко молился, бил себя в грудь, кидался на землю, а нередко лежал неподвижно долгие часы. Однако полное, закрытое от всех одиночество не привлекало его — он стремился увидеть небо, горы, дикие рощи, мир в его первозданности, не измененный человеком, и всегда в своих странствиях находил природные монастыри, в которых отдыхал душою, соединившись с Господом, например, — в Венецианской лагуне, где до сих пор один островок носит его имя. В особенности же находил он такие места в Тоскане и Умбрии — Карчери, недалеко от Ассизи; Сайт Урбано, недалеко от Нарни; Фонте Коломбо, Поджио Бустоне; Греччо, в зеленой долине Реатине; Изола Маджоре на Тразименском озере; Верна в Казентино. Каждое из этих мест сегодня — монастырь или святилище, предостережение и песнь. Тогда же, для святого, они были местами молитвы и экстаза; там прожил он прекраснейшие мгновения своей жизни.

Тот, кто хочет представить себе, как он молился, должен прочесть его толкование на молитву Господню, гимны, благодарственные молитвы, каноны, — и тогда обретет он свет и силу, чтобы следовать воле Франциска. Молитвы эти коротки, вдохновило Франциска Святое Писание, и из них идет к людям воля Всевышнего, которая была бы суровой, если бы безграничная вера не смягчала ее. Каждое простое слово наделено глубоким смыслом, так, что оно может служить предметом раздумий целый год. Из всех этих молитв самая выразительная — та, которая отражает огонь, полыхавший в сердце святого, и смысл всей его жизни: «О, Господи, пылкой и нежной силой любви Твоей, отвлеки разум мой от всего земного, дабы смог я умереть из любви к Тебе, подобно тому, как Ты удостоился принять смерть ради любви к любви моей».