Святой Франциск Ассизский - [5]

«Что мне богатство? Я считал себя богатейшим, когда был любим. Тогда я любил эту высшую радость больше, чем все земли и имение, которыми владею сейчас. Чем больше моя сила, тем больше я гневаюсь и горюю, ибо возлюбленный мой рыцарь, а вместе с ним радость, покинули меня».

Трубадур, начавший свою жизнь скитальцем, а кончивший крупным феодалом, повидавший Прованс, Францию, Италию, Константинополь и Грецию, познавший идиллию и эпос, обладавший всем, чего только можно пожелать на этом свете, завершает жизнь песней, полной тоски и печали. Так и кончаются мирские радости.

КАРЛ ВЕЛИКИЙ И КОРОЛЬ АРТУР

Прекрасная генуэзка, бросившая Рамбауту ди Вакерас слово «бродяга», знала, как его обидеть: ведь бродячий певец не сочинял стихов, а всего лишь пел чужие; он был исполнителем, который по сравнению с сочинителем иногда в несколько раз хуже, и как бы переписчиком в сравнении с писателем. И все же певец был заметной личностью. Он переходил из одного замка в другой с жигой или виолой, распространял песни трубадуров, военные и придворные новости, рассказывал о достопримечательностях всего света; дамы, скучавшие без мужей, находившихся в дальних походах и путешествиях, ждали певцов с нетерпением, а вельможи устраивали им пышные приемы, считая их людьми умными, способными на песни, шутки и удивительные выходки, преисполненными народного духа и поэзии, без которой нет полной гармонии и веселья на пиру. При дворе и в крупных феодальных замках певцу всегда находилось место, и если он был умен, он играл для безграмотных вельмож роль газеты и книги, если же был хитер, или более прост, нежели образован, то скорее роль шута.

Часто он не пел, а читал или рассказывал об Артуре, короле Британии, и о его рыцарях, равных меж собою, сидевших с ним за круглым столом, дабы не было средь них ни первого, ни последнего. Вместе замышляли они удивительные дела, помогали слабым, защищали дев, завоевывали земли, побеждали в турнирах самых сильных борцов, разрушали чары. Он рассказывал о честном рыцаре, отправившемся на поиски святого Грааля, драгоценного сосуда, в котором Иосиф Аримафейский сохранил кровь Христа, или о Ланселоте Озерном, который привез своему королю королеву Гиневру, или о Тристане, так горько страдавшем из-за белокурой Изольды, о чудесах Мерлина и о фее Моргане, о загадочном исчезновении короля Артура, который не погиб в битве, как людям казалось, а уснул в глубине пещеры, быть может в сердце заснеженной, дымящейся Этны с огромным мечом на боку, готовый, когда придет час, ринуться в бой против саксонских завоевателей.

Певец читал или рассказывал, бароны слушали его у очага зимними вечерами, оставив на время мысли о битве, служанки приостанавливали веретено, дамы замирали в мечтах над вышиванием по тафте.

У народа тоже были свои певцы и сказители, которые останавливались на перекрестках и площадях, чтобы исполнить песни о Роланде. Они монотонно распевали множество строк с одной рифмой о том, как Роланд, племянник Карла Великого и Оливье, лучший из французских паладинов, был побежден в Ронсевале сарацинским войском из-за измены коварного рыцаря Ганелона, и о том, как отчаянно бились французы, но не сумели отразить сарацинов, о геройстве Роланда, который не захотел подуть в свой огромный рог Олифант, чей звук достигал края света, дабы позвать на помощь короля, и о смерти Оливье и архиепископа Турпина, который был предан своему сюзерену, как Богу, и до последней минуты воодушевлял сражавшихся, и как верный вассал не сдался живым, но умер, благословляя погибших, со вспоротым животом и разбитой головою. Они пели о том, как умер Роланд, как опоздал Карл Великий и увидел в лунном свете поле, покрытое рыцарями, которые погибли, подняв для крестного знамения руку и вонзив в землю мечи, похожие на лилии; пели о смерти прекрасной Альды, невесты Роланда, которая, узнав о кончине своего рыцаря, упала замертво, не промолвив ни слова.

Когда сказитель пел о доблестном Роланде и мудром Оливье, о прекраснобородом Карле Великом и о Ринальде да Монталбано и об Огьере Датском, мальчишки сбегались и внимали ему широко раскрыв глаза, мечтая о турнирах, доспехах, боевых конях, о полях сражений и сверкании мечей, а крестьянки с младенцами на руках сбивались в кружок, а в час сиесты приходили из лавочек шерстобиты, портные, ткачи, золотых дел мастера, скромные и мудрые, в камзолах с пояском, и слушали, и фантазировали. Если же был час работы, они не бросали дела, но над склоненными головами, над ловкими проворными руками прокатывалась, сверкая, волна эпической песни.

ЕРЕТИКИ

Учение, песни, истории о войне и о любви были самой гуманной частью тогдашней жизни, век был очень жесток. Они доходили не до всех, а может и не было в них столько силы, чтобы утешить все души, особенно те, которые не могли удовольствоваться минутным облегчением, но лишь забывались и заглушали боль.

Контраст между религией и обычаями, между евангельской любовью и злобой толпы стал особенно непереносимым, когда Крестовые походы и странствия завели людей Запада в страну Иисусову, где, увидев Святые места, они ощутили, сколь живы Его деяния и Его учение.