Святослав - [22]

Только теперь он понял, что в Киеве все будет не так уж просто, как казалось ему издалека, дома, в Любече. Приехал бы он в Киев один, как прежде, не о чем было бы и думать: вот Подол, вон Гора, все ворота для него открыты. С лодии сошел — попал в гридницу. А там уже припасены для него и веприна, и конина, и, как водится, кружка меда.

Но ведь он приехал не один, с ним Малуша. Она сидит, завернувшись в рядно, на корме, притихла, молчит, испуганными глазами смотрит на Почайну, на берег. Что с нею делать? Ведь на Гору, на княжий двор, никому не известную девушку не пустят.

Впрочем, долго думать не приходилось. Он должен был что-то делать, да поскорее, пока не наступил вечер и на Горе не опустили мост и не заперли ворота.

— Ты посиди здесь, — сказал он Малуше, — а я пойду, все разведаю и вернусь.

— Я посижу и подожду, — ответила девушка и, чтобы брат не беспокоился, даже улыбнулась.

Когда Добрыня зашагал по круче и исчез, ей стало страшно. Она так закуталась в дерюгу, что видны были только бледный лоб и необычайно большие глаза, и стала похожа на птичку, которая, почуяв опасность, сжалась, прячется в своем гнезде.

Добрыня вернулся не скоро и совсем не так, как представляла себе Малуша. Она думала, что он явится таким же, каким плыл с нею в лодии, — обычным, простым. Ан глядь — по склону конь застучал копытами, на коне сидит не то князь, не то воевода. Она хотела поскорее закрыться дерюгой, а всадник окликает ее:

— Малуша! Малка!

Только тогда она узнала, что сидит на коне ее брат, Добрыня, со щитом в левой руке, с копьем — в правой, словно богатырь, о котором рассказывала мать.

Малуша сразу же ласточкой выпорхнула из лодии. Хорошо еще, что узелок — материнский подарок — не забыла взять. Остановилась поодаль от коня, ждет, что будет дальше.

А Добрыня ей говорит:

— Лезь ко мне!

— Куда?

— А вот сюда, в седло… Еще и руку подал.

Малуше это было не впервой (она вскакивала в Любече и на неоседланного коня) — уцепилась за стремя, потом за руку Добрыни и словно приросла к луке седла впереди брата.

Добрыня тронул коня, они поехали, и тогда Малуша увидела гораздо больше, чем из лодии. Некоторое время они ехали низиной — по Оболони, где там и сям стояли убогие хижины и землянки, а справа и слева росли за частоколом различные овощи. Это были, как пояснил Добрыня, княжеские огороды. Потом он внезапно нырнули в огромную толпу людей, — собравшись вокруг высокого деревянного идола, перед которым горел огонь, все кричали, спорили, размахивали руками.

— Не бойся, — сказал Добрыня, — это торг, а вон стоит бог Волос.

И Малуша долго оглядывалась на многоголосый торг и освещенного огнем бога, который серебряными блестящими глазами смотрел на Подол, Почайну и, как показалось Малуше, посмотрел и на нее.

Когда же Малуша оторвала взгляд от торга и бога, то заметила, что они уже поднимаются гористой дорогой и что впереди совсем близко видна Гора, а на ее вершине — стены, ворота, мост.

Но, кроме этого, Малуша так и не успела ничего разглядеть, потому что Добрыня вдруг закрыл ее щитом и сказал при этом:

— Так под щитом и сиди, потом все увидишь.

Вот почему случилось, что Малуша попала на Гору, не увидев того, что хотела повидать, и не понимая, что затеял и что делает ее брат. Она поняла, что ей почему-то надо прятаться, съежилась, как зверек, за щитом и только видела руку Добрыни, которой он придерживал щит за ремень, слышала, как тяжело дышит конь, взбираясь на Гору, и как тяжело дышит сам Добрыня.

А Добрыня ехал, горделиво выставив перед собою в левой руке щит, а правой слегка поигрывая копьем. Вот уже копыта коня застучали по мосту, на котором стоит несколько человек из стражи, вот ворота, возле них еще несколько сторожей. Но Добрыня не просчитался, он проделал все, как задумал. Стражи, стоявшие в воротах, только посмотрели, как Добрыня важно восседает на коне и держит щит перед собою, на ничего у него не спросили. Молчали стражи и тогда, когда конь Добрыни въехал в ворота. Сколько тех гридней проезжает через ворота: один — туда, другой — сюда, с Горы едут — кони гарцуют, от Подола поднимаются — кони еле бредут. И ведь каждый гридень[46] везет что-нибудь с собой: один — козу, другой — овцу, третий — пленницу с поля брани. Попробуй поговорить с ними — не перекричишь, хлопот не оберешься, еще и к князю на суд потащат. А князю гридень дороже всех. Другое дело — ремесленник из предградья или купец с Подола. С них можно спросить, можно с них и взять. Для того и стоит в воротах стража — бережет князя с дружиной, да и себя не забывает.

Добрыня остановил коня возле домов сразу же за гридницей. Тут жили его друзья — такие же княжьи гридни, как и Добрыня. И сейчас они, услыхав топот копыт, выскакивали из домов, толпились, смотрели, что это за всадник едет по Горе.

— Да это ведь Добрыня! — выйдя вперед, закричал вдруг один из них — высокий, широкий в плечах, почти голый, в одних только ноговицах детина, которого все прозвали Туром. — Эй, Добрыня, где еси был?

Добрыня ничего не ответил, соскочил с коня и, прислонив к дереву щит, подал обе руки Малуше.

— Правду говорит Тур, — закричали тогда уже несколько гридней, — где это ты побывал, Добрыня, где достал такую девицу красную? У печенегов или у хозар?