Святослав - [26]
Здесь стоит немного задержаться. Летописец в очередной раз дарит нам встречу со Святославом, редкую для летописного текста, посвященного событиям 40-50-х годов X века. Вновь проводится та же мысль – князь малолетний и позаботиться о нем, кроме матери, некому. Не совсем понятно, зачем ребенка привезли на поле боя, подвергнув тем самым его жизнь опасности. Неужели присутствие мальчика было столь уж необходимо? Это совсем не в традициях Руси>{125}. Сообщение об участии маленького Святослава в сражении с древлянами принято расценивать то как литературный вымысел, то как фальсификацию летописца. Суть в общем одна>{126}. В предыдущей главе мы уже говорили о том, что реальный Святослав в момент гибели отца был значительно старше, чем он же в описании летописца. Что же касается летописного предания о броске копья, совершенном князем, то подобный обычай был известен у многих народов. Символ копья, употреблявшийся как знак объявления войны, принадлежит к числу древнейших и весьма распространенных>{127}. Е. А. Рыдзевская писала: «В северных сагах хорошо известен древний обычай начинать бой с того, что вождь первый бросает копье в противника, тем самым посвящая этого последнего Одину и обеспечивая себе победу; такое объяснение в большинстве случаев дают нам саги. Обычай этот, несомненно, более древний, чем сам Один и его культ в том виде, в каком мы его знаем по сагам, „Эдде“ и т. д. Но известен он не только у скандинавов и вообще германцев. В Древнем Риме при объявлении войны жрец-фециал, стоя на границе вражеской территории, бросал туда окровавленное копье. По Аммиану Марцеллину, вождь хионитов, северных соседей Ирана, „по обычаю своего народа и наших фециалов“, начинает битву с того же самого действия. По Генриху Латвийскому, литовцы под Кукенойсом [Кокнесе] кидают копье в Двину в знак отказа от мира с немцами. Вероятно, о пережиточном обрядовом действии сообщается и в рассказе Ипатьевской летописи под 1245 г. о войне галицко-волынских князей с Польшей: дойдя до Вислы, Василько Романович „стрели… чересъ… Вислу, не могоша бо переехати си рекы понеже наводнилася бяше“. Невольно напрашивается сопоставление с легендами о Карле Великом в старофранцузских хрониках, где Карл, овладев Испанией, бросает копье в море, преграждающее ему путь к дальнейшим завоеваниям, а также с весьма близким рассказом об императоре Оттоне II в Дании в 975 г. в исландской саге об Олаве, сыне Трюггви»>{128}. Перечень примеров можно расширить на русском материале – в январе 1150 года в ходе сражения князь Андрей Юрьевич (Боголюбский) «въехал раньше всех в ряды противника, а за ним его дружина, и сломал копье свое в них»>{129}. Пережитком этого обычая являются, вероятно, слова князя Игоря Святославича в «Слове о полку Игореве»: «Хочу копье преломить на границе поля Половецкого».
Исходя из того, что метание копья в противника у разных народов, в том числе и у русов, имело ритуальное, символическое значение (с него обычно начинался бой), можно задаться вопросом: а не был ли рассказ о метании копья Святославом шаблоном, употреблявшимся в эпосе? Описанием не того, как было на самом деле, а того, как должно было быть? Что же касается малолетства Святослава в момент начала его военной карьеры, то и в эпосе героический путь богатыря обычно начинается с раннего детства (а Святослав, как увидим ниже, в летописном описании, составленном на основе устных преданий, несомненно – герой и богатырь). Можно провести многочисленные параллели в фольклоре, причем не только в русском – в «гиперболически раннем возрасте вступают на воинский путь герои-малолетки в различных эпосах: Михайло Игнатьевич и Саур в русских былинах, киргизский Манас, калмыцкий Джангар и его сын со своими сверстниками, узбекский Алпамыш, казахский Кобланди и его сын. Батыры-малолетки есть и в огузском, и в алтайском эпосах и в других»>{130}. Вряд ли эпизод с метанием копья Святославом стоит вне подобной традиции.
Однако пойдем дальше. Итак, древлян победили и на поле боя. Летопись сообщает, что в панике они бежали и затворились в своих городах. И далее: «Ольга же устремилась с сыном к городу Искоростеню, так как именно те убили мужа ее, и стала с сыном своим около города, а древляне затворились в нем и крепко бились из города, ибо знали, что, убив князя, не на что им надеяться. И стояла Ольга все лето и не могла взять города. И замыслила так – послала к городу, говоря: „До чего хотите досидеться? Ведь ваши города все уже сдались мне и обязались выплачивать дань, и уже возделывают свои нивы и земли, а вы, отказываясь платить дань, собираетесь умереть с голода“. Древляне же ответили: „Мы бы рады платить дань, но ведь ты хочешь мстить за мужа своего“. Сказала же им Ольга: „Я уже мстила за обиду своего мужа, когда приходили вы к Киеву в первый раз и во второй, а в третий раз мстила я, когда устроила тризну по своему мужу. Больше уже не хочу мстить, – хочу только взять с вас мало, заключив с вами мир, уйду прочь“. Древляне же спросили: „Что хочешь от нас? Мы готовы дать тебе мед и меха“. Она же сказала: „Нет у вас теперь ни меду, ни мехов, поэтому прошу у вас мало: дайте мне от каждого двора по три голубя и по три воробья. Я не хочу возлагать на вас тяжкую дань, как муж мой, поэтому и прошу у вас мало. Вы же изнемогли в осаде, оттого и прошу у вас мало“. Древляне же, обрадовавшись, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им: „Вот вы уже и покорились мне и моему дитяти. Идите в город, а я завтра отступлю от него и пойду в свой город“. Древляне же с радостью вошли в город и поведали обо всем людям, и обрадовались люди в городе. Ольга же, раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в платочки и привязывая ниткой к каждой птице. И когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи. И так загорелись где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы. И не было двора, где бы не горело. И нельзя было гасить, так как загорелись сразу все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. И так взяла город и сожгла его, городских же старейшин взяла в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань. И возложила на них тяжкую дань».
