Святослав, князь курский - [53]

— Не оставлю Олега Святославича, милая Елена, ни своей любо-вью, ни своими заботами, — молвила в расстройстве чувств, сквозь на-бежавшие слезы новгородка. — Христом Богом клянусь! — Истово пере-крестилась она. — И прости ты меня, не держи зла… если можешь…

Видя, что в качестве добровольных заложников остается княгиня Елена с детьми и слугами, новгородцы немного притихли. Однако когда из бояр к ним вызвался идти старый воевода Петр, то от него отказа-лись, прося кого-нибудь помоложе. «Не нужна нам старая развалина, которая и так уже на ладан дышит, давай, князь, молодого да здорового, — потребовали они. — Этот и так дорогой помрет, так к чему нам живой мертвец? Ни к чему». Вызвался остаться в заложниках у новгородцев боярский сын Константин, румянощекий витязь. «Этот сгодится, — со-гласились новгородцы, — его хоть вместо коня в воз впрягай — на гору потащит», — и повезли заложников в монастырь святой Варвары, где оставили только княгиню с дочерьми и служанками, так как монастырь был женский, а всех мужчин перевели на двор епископа. Святослав, в одночасье лишившись половины семьи, обескураженный таким поведе-нием новгородцев, а потому обозленный на себя и весь мир, стал соби-раться в Чернигов к брату Всеволоду. С ним уходила и его черниговская дружина, не пожелавшая остаться в неспокойном и бурливом, непред-сказуемом своими последствиями, городе новгородской вольницы. Лишь только несколько старых воев попросили:

— Дозволь княже при княгине Елене и детках остаться. Какая ника-кая, а все ж поддержка им будет.

Пришлось позволить. И поблагодарить.

СМОЛЕНСКАЯ ЗАМЯТНЯ

Девятого мая, как раз на Николу травного или вешнего, как чаще величали его русские люди, в честь которого был крещен Святослав и носил христианское имя Николай, обоз бывшего новгородского князя, с его располовиненной семьей, скарбом, слугами и челядинцами, сопро-вождаемый тремя сотнями верных ему дружинников, покинул Новго-род, оставив в нем княгиню Елену с дочерьми. А уже 25 мая, на Русаль-ей неделе, туда вошел юный князь Ростислав Юрьевич с немногочис-ленной дружиной из ростовцев и суздальцев, которую для него выделил отец его Юрий Владимирович.

«Вот и окончилось мое новгородское княжение, — покачиваясь в седле в такт иноходи гнедого коня, грустно размышлял Святослав. — Двух лет не минуло, как снова без стола, без первой супруги и доче-рей… Зато какая жена у тебя! — сквозь серость недовольства и обиды скользнула паутинкой радостная мысль. — Всем князьям на зависть. И не только жена, а еще и сын, — мелькнуло в голове, заставив князя улыбнуться. — Значит, не все пропало. Значит, жизнь продолжается. А Елену и дочерей я как-нибудь выручу…»

От такого поворота дум на душе князя как-то посветлело, отчего дальнейшая жизнь уже не казалась такой сумрачной и безрадостной. К тому же в высоком безоблачном небе светило улыбчивое солнышко, зеленела вокруг нежная травка-муравка, ласково шелестела листва на придорожных деревьях, радостно щебетали птицы, нежно кланялись матери-земле первые, пахнущие медом цветы, а над ними жужжали пчелки. Жизнь продолжалась!

На вторые сутки после Дорогобужа леса на берегу Днепра вдруг расступились, и всадникам Святослава предстал Смоленск.

Хвастать князю-изгою было нечем, разве что женой-красавицей, потому решил в город не входить, обойдя его стороной, благо, что и дорога такая имелась. Но в Смоленске, возможно, предупрежденные дорогобужскими вестовыми, увидев Святославовых всадников, думали иначе и выслали конных посланцев. И не просто посланцев из числа посадского люда, а мужей нарочитых, бояр да игумена из ближайшего монастыря. Оказалось, звали по решению только что состоявшегося веча на освободившийся от Мономашичей, точнее от Ростислава Мсти-славича, выехавшего в Киев, смоленский стол.

— Что скажешь? — обратился Святослав к воеводе Петру, своему наипервейшему советнику. — Принимать мне стол смоленский или нет? Ведь Смоленск не наша вотчина, а Мономашичей, как бы вражду меж-доусобную не раздуть?.. Знаешь, обжегшись на воде, на молоко дуют…

— А ты, князь, — усмехнувшись в седую бороду, молвил повидав-ший всякое в жизни воевода, — действуй по русской пословице: «Дают — бери, бьют — беги». К тому же, сам видишь, что не ты мечом сей город к обиде Мономашичам себе достал, а тебя сами смоляне на стол призва-ли. Мое мнение такое: принимай стол и княжь в нем сколько получится. Случится породниться — приживешься, попросят прочь — уйдешь. Сам же знаешь, что дареному коню в зубы не смотрят…

— А как Ростислав Мстиславич вдруг да возвратится? — мялся Свя-тослав, которому не хотелось ни стола, добровольно падающего в руки, лишаться, ни вражды с Мономашичами заводить.

— Возвратится — уступишь. Делов-то… — был при своем мнении воевода.

— Принимаю стол, — дал свое согласие Святослав посланцам смо-лян, не самым, видать, последним боярам этой земли, и приказал сво-ему обозу сворачивать к городским воротам вслед за дружиной.

Когда же в Киеве Ярополк узнал, что один из Ольговичей, а имен-но бывший новгородский князь Святослав, принят смолянами на свой стол, гневу его не было конца. «Да как он смел? — бушевал Ярополк. — Это же наша родовая вотчина, от дедов и прадедов нам доставшаяся». И приказал готовить киевскую рать. Но тут бояре Давид Ярунович, Ста-нислав Дюдкович, Вышата Горютич и многие другие, освобожденные черниговским князем из полона, помня о силе черниговцев, предложили князю с походом не спешить, а решить дело миром.