Святослав, князь курский - [128]

Однако дела у Юрия Владимировича Долгорукого на этот раз по-шли не так, как было желательно это князю. Мстислав Изяславич не только не испугался киевской и галицкой ратей, но и сам не раз, выходя из града Владимира с дружиной, нападал, захватив обоз галичан. Когда же Юрий повернул полки восвояси, то Мстислав, следуя за ним по пя-там, нападал на задние отряды и, не дожидаясь ответных ударов, тут же скрывался. При этом все грады и веси вплоть до самого Дорогобужа разрушил и пожег. Так что этот поход киевскому князю не то что славы и чести, но и малой удачи не принес. Чтобы хоть как-то возместить по-тери князю Владимиру Андреевичу, более всех пострадавшему от этого неудачного похода, киевский князь отдал ему Дорогобуж и Пересопни-цу, а также малые грады по Горони. Он же приказал и доставить из Суз-даля в Галич к зятю Ярославу в железах галицкого изгоя Ивана Рости-славича Берладника, ранее подвизавшегося на службу к смоленскому князю, но попавшему в плен к Юрию. Но когда Берладника везли из Суздаля, то Изяслав Давыдович Черниговский, прослышав про то, ре-шил его освободить. Что в тот миг руководило черниговским князем, трудно сказать, но уж точно не человеколюбие. Возможно, Изяслав, поднаторевший в кознях и коварствах, решил иметь под рукой сей вес-кий довод в будущих спорах с галицким князем. Возможно, он просто хотел этим досадить Ярославу Осмомыслу и его покровителю Юрию Владимировичу Киевскому. Однако было сделано то, что сделано. От-чаянные черниговские дружинники, действуя как лесные тати, подка-раулили суздальских воев, сопровождавших пленника, и, напав, освобо-дили. Сколько при этом полегло суздальцев, никто не считал, но Иван Ростиславич был явно рад такому повороту событий, ибо в Галиче его ждала верная смерть. Ярославу Осмомыслу конкурент на княжеский стол был явно не нужен.

Святослав Ольгович таких действий черниговского князя не одоб-рял — они вели к новым междоусобиям. Но и Ивана Берладника ему лю-бить было не за что; ведь он не забыл, как тот в тяжелое для северского князя время напал на него и ограбил. И хотя с годами все чаще и чаще приходят на память строки из Библии «возлюби ближнего своего», лю-бить таких, как Берладник, что-то не хотелось. Не одобрил он и тайное приглашение Изяслава Давыдовича на союз против Юрия, в который, как сообщал Изяслав, уже вступили Ростислав Смоленский и Мстислав Изяславич Волынский. И хотя черниговский князь обещал ему Черни-гов, в случае, если сам станет в Киеве великим князем, Святослав ответ-ствовал твердо, что он без вины мир с Юрием нарушать не может. Про себя же думал: «Какой же непостоянный брат у меня: вчера был готов с Юрием идти против Мстислава, а ныне уже с Мстиславом строит козни против Юрия. Коварный и опасный! Предаст — глазом не моргнет!»

Кроме всего прочего, стало известно, что в Киеве умер новгород-ский епископ Нефонт, который одним из первых ратовал перед Юрием об изгнании с митрополии Клима Смолятича и возведении Константина. Епископ Нефонт был старым недоброжелателем Святослава Ольговича. Не забыли северский князь и его княгиня Мария, как Нефонт не разре-шил им венчаться в соборе Софии Новгородской, но весть сию приняли с прискорбием, ибо вспомнились им молодые, полные надежд и устрем-лений годы, вспомнилась их любовь друг к другу, сметшая все преграды и препоны.

НА ЧЕРНИГОВСКОМ СТОЛЕ

Весна красная была в той поре, когда земля парит, деревья покры-ваются листвой, когда птицы, радуясь возвращению в родные края, не-умолчны от зари и до зари, а смерды-оратаи от темна и до темна заняты обработкой полей. Хлебушко-то все хотят жевать! А еще бы с коровьим маслицем или же с медком…

Радуясь теплу и свету, челядинцы пораскрывали все двери и окон-ча в княжеском терему, проветривая клети от зимнего застоявшегося воздуха, от затхлости и плесени, успевшей прикорнуть в укромных уг-лах. Княжеская семья тем временем перекочевала на сени, а то и просто во двор, на зелень травы-муравы, как княжичи Игорь и Всеволод, заня-тые какими-то играми. Игорю уже шесть лет, а Всеволоду только три с половиной. Но он ни в чем не хочет уступать старшему, бегая этаким пухленьким и немного косолапым медвежонком по двору. За обоими, не вмешиваясь в их забаву, но тем паче очень зорко, присматривают дядь-ки-пестуны. Княгини Мария и Елена, греясь на солнышке за перенос-ным поставцом, о чем-то тихо беседуют. Возле них смирненько так примостились на лавке княжны Ольга и Мария. Ольге четырнадцать лет, уже невеста. Поэтому она занята рукодельем: что-то вышивает цветными нитями по тонкому белому полотну. Возможно, рушник для родителей своего суженого. Краешком ушка она слышала, что сватается к ней отцов внучатый племянник, Юрий Владимирович Рязанский, но батюшка с матушкой что-то медлят со свадьбой. Марии с осени пошел восьмой годок. Она хоть и взрослая девица, но ей так хочется усесться матушке на колени да послушать хотя бы в полушка, о чем же говорят взрослые. Ведь так интересно! И она кошкой трется у материнских ног. «Ах, проказница! — смеется княгиня Мария и сажает младшенькую к себе на колени. — Шла бы с братцами поиграла. Смотри, как весело они гоняются друг за дружкой». Но Мария младшая от матери уходить не спешит, лишь крепче обнимает ее за шею да лезет с поцелуями. Ничего не поделаешь, весна! Взгляд княгини, брошенный на сыновей, немного омрачает ее чело: совсем скоро Игоря уведут на мужскую половину, чтобы начать его обучение воинскому, а значит, княжескому делу. И тогда встречи с нем станут реже и сдержанней. Болит материнское сердце и за Оленьку: пора уж определиться и с ее суженым…