Святослав, князь курский - [126]

Заняв киевский престол, Юрий Владимирович первым делом оде-лил своих сыновей землями, дав Андрею, как старшему, Вышгород, Борису — Туров и Пинск, отобранные им у Святослава Всеволодовича, Глебу — в очередной раз Переяславль, а Васильку — Поросье. Вторым делом стало удаление им митрополита Клима вновь во Владимир Во-лынский и возведение на митрополию Константина. Киевляне, не воз-любившие Константина, было взроптали, но открыто выступить побоя-лись: за Юрием была сила великая. И Суздаль, и Переяславль, и Новго-род, и Севера, и Чернигов, и Галич. Только Полоцкое княжество держа-лось стороной, да еще Смоленск и Волынь, находившиеся в руках Мстиславичей и Изяславичей. Впрочем, Юрий хоть и простил племян-ников своих и их детей, но житья спокойного им не давал: то из одного города изгонит, то из другого. Больше всех почему-то доставалось старшему сыну покойного Изяслава Мстиславича, Мстиславу, князю храброму и смелому.

Святослав Ольгович, возвратясь с племянником из Чернигова в Новгород, старался со всеми жить в мире, тихо радуясь тому, что кня-жество потихоньку крепнет, обрастает людьми и новыми весями, что дети растут. Радовало и то, что степные разбойники половцы его земли обходили стороной, совершая свои набеги то на Переяславль, то на По-росье. Возможно, считали, что после их прежних набегов на Попселье и Посемье, там брать было уже нечего. Если что и беспокоило северского князя, так это необходимость думать об выделении самостоятельного удела сыну Олегу. Молодому князю уже шел двадцать третий год и, несмотря на то, что детей ему и Елене Юрьевне Бог все не давал и не давал, отдельный удел ему уже требовался. Ведь был же собственный удел у племянника Святослава, а Олег чем его хуже… Поэтому, когда от черниговского князя вновь пришло послание с просьбой о совмест-ном выступлении против Юрия, увязшего в спорах с племянниками, то Святослав ответил ему следующее: «Мы столько лет с великим нашим трудом и вредом для себя искали покоя, но не имели. Ныне же, получив, наконец, долгожданный покой, должны сами вместе со всеми нашими подданными благодарить Бога за это. Так почему ты, желая начать вой-ну, хочешь не только сам лишиться этого покоя, но и обречь меня на это лишение. Я же не желаю разорения вотчин наших. Мы оба должны пре-достерегать и отвращать всякую опасность, а не кликать беду на себя».

По-видимому, какие-то слухи о происках черниговского князя до Юрия доходили, так как он, замирившись через посредничество Рости-слава Смоленского с племянниками, вдруг собранные им полки повел на Чернигов. Изяслав Давыдович всполошился и попросил Святослава Ольговича выступить посредником в переговорах о мире. «Лучше худой мир, чем крепкая война», — решил северский князь и согласился быть послом при переговорах. Взяв сына Олега и невестку — им было не только полезно встретиться с тестем и отцом, но и повидаться с галиц-ким князем, — отправился в Лутаву, где сговорено было о встрече и съезде. Прибыл туда и Изяслав Давыдович, сильно опасавшийся за себя и княжество. Но Юрий Владимирович на этот раз был на редкость доб-родушен, незлопамятен и незлоблив, и переговоры прошли успешно. Вид зятя и здравой дочери имели благостное воздействие на суздаль-ского князя, смягчили его суровую душу. Урядившись о городах и уде-лах, мирно разъехались по домам.

Вскоре северскому князю стало известно о свадьбах сыновей Юрия: Мстислава в Новгороде на дочери посадника Петра Михайлови-ча и Глеба вторично, на дочери Изяслава Давыдовича Черниговского Манефе. Видно, этому сговору немало способствовали мирные перего-воры на Лутаве, ведь ранее речи о свадьбе не заходили.

В Новгород Святослав Ольгович не поехал, отбоярившись подар-ками для молодых, а в Переяславль, где проходила свадьба Глеба, буду-чи зван обеими сторонами, прибыл. Причем с супругой, сыном Олегом и невесткой Еленой. Самому радости от свадебного веселья было мало — жизнь шла к закату, а вот детям, только-только начинавшим жить, удо-вольствие великое. Опять же общение со сверстниками — в жизни вся-кое может пригодиться. Даже мимолетная встреча, и та способна иногда судьбу вспять развернуть, так что знакомства свадебные лишними в копилке жизни не будут. Гостей на свадьбе было много, однако ни Свя-тослав Ольгович, ни его супруга племянника черниговского князя Вла-димира Владимировича там не заметили. Спросили Изяслава Давыдо-вича. «Скорбным сказывается», — небрежно отмахнулся тот. Скорбным, так скорбным… дело-то житейское: ныне жив и здоров, а завтра, смот-ришь, уже болен или, вообще, Богу душу отдал… Не было на свадебном пиру и Мстислава Изяславича, бывшего князя переяславского. Отсутст-вовал и смоленский князь Ростислав с детьми. «Не может быть, чтобы и эти все разом вдруг хворыми оказались, — сопоставив некоторые сведе-ния и наблюдения, решил северский князь. — Не иначе, как быть новой замятне… вскорости». Поделился мыслями с княгиней. Та в ответ шеп-нула с легкой иронией: «Давно пора. Сама удивляюсь, что так долго мир стоит… не в характере наших князей».

Не успели домой со свадьбы возвратиться, как услышали, что пле-мянник черниговского князя Святослав Владимирович уже сошелся со смоленским и бежал от Изяслава, самовольно захватив у стрыя своего города по Десне, а также Счиж, Всеволодск и Стародуб. Тут и вести из Волынской земли приспели. Там Мстислав Изяславич, недовольный своим уделом в Луцке, внезапно напал на Владимир Волынский, изгнав оттуда своего родного дядю Владимира Мстиславича. Мало того, он не только изгнал дядю, но и взял заложниками его мать Любаву Дмитри-евну и жену-венгерку, а также нескольких знатных бояр вместе со всем их скарбом. Владимиру Мстиславичу ничего не оставалось делать, как бежать в Венгрию за помощью к королю Гейзе.