– Как ты делаешь это, дитятко? Как можешь ты один так звонко да голосисто петь? – допытывалась у него мать.
– Не знаю, матушка! Право-слово не ведаю! – ответствовал Василько. – В памяти моей – их голоса! В душе – радостная любовь, а пред очами – их живые облики! Они сами!.. И вот я пою – и они верно поют со мною вместе, как прежде певали, а народ дивится!.. Не верит, что живы они в Господе Иисусе Христе. А ведь сказывал я тебе много раз последний их завет, когда прощались они со мною… Помнишь?.. «Кого любовь да молитва соединяют, – для тех разлуки нет!» Правду они сказывали, матушка!
– Правду, желанный мой! Правду! – глубоко вздыхала мать-попадья. – Велики дела Твои, Господи!
В конце лета поспела постройка «Выпетой» отроками, детьми отца Киприана, церкви. В праздник Успения Пречестной Богородицы освятили её. Стечение народа было огромное. Святолесский воевода и бояре, и всё духовенство, и все дьяки и приказные, со своими боярынями, и попадьями, и дьячихами, и приказничихами, съехались из города. Всем хотелося поглядеть на выпетую церковь, из подаянных грошей сложенную, и послушать пения «отрока Божие» Василько.
И пел он, и с ним пели певцы незримые чудными голосами, на дивование всему миру.
Но то было их последнее пение, во славу выпетой ими церкви, и последнее ей и в ней служение отца Киприана. После розговенья, отпостившися и отговевшися напоследок с семьёй, благочестивый иерей слёг в предсмертной хворости и более не вставал. Не долго пережила его Любовь Касимовна: по осени и её положили рядом с мужем и дочками, под сенью их трудами воздвигнутого храма.
А Василько?.. Что сталось с осиротевшим отроком?.. Он сиротой себя не считал! Оставшись на земле один, он видел и чувствовал себя всегда со своими… Он никогда не говорил о себе одном. Когда его спрашивали: «Где он был? Что делал?.. Чем он жив?..» Василько, с блаженною улыбкой на кротком лице, отвечал:
– Мы вот тут живём, возле церкви… Мы ноне на погосте пели, а завтра пойдём в собор… Живы мы. слава Всевышнему, благостью Господа нашего Иисуса Христа.
Когда ему доказывали, что он ошибается, что теперь сёстры его уж больше с ним не поют, – мальчик только усмехался и возражал, покачивая головой:
– Ой, поют! Да только я один их ноне слышу!.. Не хотим мы, чтобы все нас слышали.
Святолесцы его прозвали блаженным. Многие над ним смеялись… Но Василько долго в миру не нажил. Ушёл он в скит к старцу Евфимию. С его благословения вырыл себе келийку возле пещеры схимника; служил ему по самую смерть святого старца, а когда он скончался, Василько остался один жить в его келье.
И многие годы по смерти Евфимия соседние монахи, дровосеки в лесу, пастухи и перехожие путники, слышали на могиле его чудное пение. То «блаженный» Василько вспоминал священные напевы, которые в детстве певал со своими красавицами-сёстрами.
* * *
Так кончалась переписанная мною старая рукопись.
