Святолесские певцы - [5]

С благословения отца протоиерея, Киприан стал с собой возить по праздникам детей в город; там становились они на клиросе и своими чистыми, звонкими как серебро голосами, руководили общим песнопением молящихся. Весь народ вторил им, благоговейно взирая на светлую красоту сестёр, коих лики блистали благодатным светом ангельской чистоты и непорочности. Пред всяким двунадесятым праздником вся благочестивая семья постилась; а говела и приобщалась Св. Тайн два раза в году, в Светлый Христов день и в Успение.

Не успели оглянуться, как подошёл Рождественский пост. На святого мученика Филиппа заговелися, а с Гурьева дня поститься стали строго, без рыбной снеди, и каждый день дети сопутствовали отцу в кремль к обедне. Особливо дочери усердны были ко святому служению, редко пропуская утрени, не только что литургию. Василько чаще оставался дома с матерью, которой ради хозяйственных забот нельзя было выходить из дому ежедневно.

VII

В ночь на 20 ноября было сёстрам сонное видение. Обе одновременно узрели в светлом небе блистающую причастную чашу, и обе слышали голос, возвещавший великое таинство подлинными словами божественного песнопения: «Тело Христово приимите, источника бессмертия вкусите!»

Обе сразу поднялись на ложах своих, и обе воззрились одна на другую, спрашивая:

– Что это значит? Что ты видала, сестра?

Поведали они друг другу свой дивный, одинаковый сон, и так порешили:

– Господь нам близость земного конца возвещает. Надо нам приобщиться Его Телу и Крови… Да будет над нами Его святая воля!

На утро, встав, чтобы сопутствовать отцу в Божий храм, они рассказали ему о видении своём и о желании, не отлагая, причаститься.

– Что же! – скрыв тревогу житейскую, согласился отец Киприан, – ежели таково ваше желание, завтра, на утрени, исповедуйтесь, а за обедней, в день Введения во храм Пречистой Девы Марии, я приобщу вас Телу и Крови Господним… Только, по слабости нашей человеческой, прошу я вас, дети мои, поберегите мать вашу! Не тревожьте её предвидениями скорой кончины вашей… Быть может услышит Господь и наши моления родительские, – упасёт вас от смерти безвременной.

И было ими решено скрыть от брата и матери свои помыслы о близости смертного часа.

На следующий день, в праздник Богородичный, пели дети отца Киприана в Святолесском соборе; пели они, как в те века водилось, со всеми прихожанами вместе, но их чудные голоса выделялись как чистое серебро в общем хоре славословия. А когда Вера и Надежда подошли к пречистой чаше, солнце пробилось сквозь зимнюю мглу и тремя яркими лучами озлатило их благоговейно склонённые головы; они предстали народу словно видение свыше, словно чистые серафимы в облаках курившегося фимиама. Многие вместе с ними молитвенно преклонили колена, а другие в толпе умилённо переговаривались.

– Смотрите, православные! Словно Божии Ангелы к нам грешным с неба слетели! Не по земному сияют лики сих чистых отроковиц! Да и голоса их звучат не по земному.

И точно, красота сестёр была чудно прекрасна! Она умиляла души избранных, а иных поражала не умиляя… У дверей храма, в толпе, среди пришлых богомольцев, один парень в лаптях и мужицком зипуне во всю службу глаз с них не спускал, лоб перекрестить забывал на них глядючи. Не по-мужицки мужицкая одежда на этом парне лежала; а забываясь, когда кто его, по тесноте, ненароком толкал или пред ним становился, заслоняя ему поповских дочек, он так гневно да властно чёрными глазами вскидывал, что видевшие только сторонилися, дивясь: ишь-де, сиволапый, каким соколом озирается!..

Кончилась служба. Воевода со своими пришёл на паперть. Остановился там, на посох воеводский опираючись; сгрёб в кармане пригоршню полушек, стал нищую братию, праздника для, оделять, да вдруг как встрелся глазами с высоким парнем в зипуне, дрогнул и приосанился.

Кабы кто сумел в душу боярина Буревода прозреть, прочёл бы там довольные помыслы:

«Ишь ведь, пострел, каково вырядился!.. И мне не сказался что уж здесь!.. Ну видно и впрямь надо в скорости гостей желанных поджидать. Велю ключарю потайной калитки на ночь не замыкать!»

VIII

Возвратился отец Киприан с семьёй поздно. Приходилось ему в городе ещё кое-какие требы свершать; дети его на соборном дворе, у вдовой дьячихи-просвирни в келийке обождали. Звал их отец казначей, протопоп соборный, к себе, пирожка с грибами праздничного откушать, – да не захотели сёстры, убоявшися расспросов да переговоров. Попадьи да поповны городские им проходу и то не давали: корили за спесь, за неразумие! Как де было им за бояр не пойти?.. Девичье счастье прозевали, чтоб после век де плакаться.

Не хотелось Вере и Надежде их вздорные речи бабьи слушать. Не хотелось от пересмехов девичьих, от взглядов, да заигрываний нескромных их братьев да мужей терпеть. Не любили они по гостям да по чужим людям ходить.

Едва в полдень поповские розвальни к погосту подъехали, в воротах переняла их Любовь Касимовна; заждалася она мужа да деток и вволю без них нагоревалася. Пошла она, утречком, помолившися, животинку в хлеве да на дворе покормить, – глядь, а их псы сторожевые, Орлик да Сокол, в разных концах двора лежат мёртвые… С чего им смерть приключилася? Кто их извёл и почто??.. Ума приложить не могла попадья, и сама не своя ходила, боясь, что не даром такое стряслося.