Святое дело - [4]

Есипов, недовольно бурча, вылезает из землянки. Возвращается он минут через двадцать, продрогший и недовольный. Разлука приоткрывает циферблат.

— Разбудишь на четверть часа позже положенного.

— Еще чего! — озлобляется Есипов, не разобравшись.

— Дубок милый, — растолковывает Разлука. — Я позже сдал, я позже и заступлю. Может, тоже лишний раз на линию сбегаю.

— Тогда конечно, — сразу соглашается Есипов.

Разлука тщательно обматывает свои автомобильные часы. Сколько раз Есипов предлагал размен!

— Махнем? — Есипов показывает свой наручный кирпичик.

— Эти не могу, — каждый раз серьезно отказывается Разлука.

Эти… Других часов у него нет и не было. Фордовским будильником с недельным заводом Разлука на самом деле дорожит. Разве что с Гомозовым поменялся бы. У разведчика такие часы, как и у меня, не часы — мечта фронтовика: черный светящийся циферблат, центральная секундная стрелка, навинчивающаяся герметичная крышка. Часы подарили Гомозову еще в пехоте, сам генерал со своей руки снял. Дареное не дарят и не меняют. Разлука знает об этом лучше других:

— Подарок подарить — что чужое украсть.

Примет всяческих Разлука знает великое множество, даже на картах гадает. Чаще других просит погадать Гомозов. Он долго уламывает ясновидца, сует разные трофейные безделушки, обещает пайковую стопку водки. Разлука от всего отказывается из высоких принципов гуманности и патриотизма.

— Расстраиваешься ты, Гомозов, сильно. Близко к сердцу принимаешь. Разведчику это прямо-таки противопоказано, тем паче в боевой обстановке Великой Отечественной войны. Не приму я на себя такой грех: глаза и уши нашей армии из строя вывести.

После долгих уговоров и заверений Гомозова, а еще более других солдат, охочих до веселого развлечения, Разлука, всем своим видом выражая подчинение грубому насилию, достает карты, и представление начинается.

— Жена у тебя блондинка, кажется?

В тысячный раз гадает Разлука Гомозову и каждый раз спрашивает.

— Беленькая, — расцветает в улыбке Гомозов.

— Блондинка, значит. Ставим на бубновую даму.

Разлука выкладывает веером одну к другой карты и расшифровывает певучим голосом тайный смысл загадочной комбинации. Все идет благополучно и правдоподобно (Гомозов всегда читает свои письма из дому вслух). Разведчик только крякает от удивления.

Вдруг из колоды выпадает трефовый король. Это не Гомозов, он, как и жена, блондин, вокруг лысины все еще завиваются русые волосы.

С румяного круглого лица Гомозова медленно отливает кровь. А Разлука, устремив светлые выпуклые глаза в неведомую даль, горестно тянет:

— Н-нда-а…

Гомозов подается вперед.

— Случилось чего?

Есипов заранее прикусывает губу, чтоб не рассмеяться.

— Н-нет, н-ничего, — запинается Разлука. Глаза, рот, весь облик его кричит о непоправимом несчастье, свалившемся на горемычную лысину друга.

— Говори как есть, — сдавленно требует Гомозов. Такое лицо у него бывало, наверное, когда он брал в плен «языка».

Разлука осмеливается еще оттянуть время.

— Говори.

Дальше отмалчиваться рискованно.

— Комендант, — тяжело вздыхает Разлука.

Кулачищи Гомозова хрустят от напряжения, лицо становится непроницаемым, как белый уральский камень.

— Вот она, солдатская доля наша, — притворно сочувствует Есипов, но не выдерживает и, прыснув, зажимает рот ладонью. Его коробит, трясет. Не выдержав, Есипов срывается и убегает в соседнюю землянку, чтобы вдоволь нахохотаться.

— Говори, — требует Гомозов, будто допрос чинит. Перечить ему в такие минуты небезопасно.

Разлука, грустно заведя глаза под лоб, выбрасывает новую карту, опасливо глядит на нее и, набрав полную грудь воздуху, облегченно вздыхает.

— По казенному интересу приходил. Топливо, наверное, обещал подвезти.

Гомозов медленно выпрямляется, с трудом разжимаются кулачищи, на лице проступает румянец. Но солдат еще боится сразу поверить в напрасность мужской тревоги.

— Точно?

— Сам видишь. — Разлука театрально показывает на карты.

— Точно, — убеждается неопровержимой силой факта Гомозов. Он вытирает со лба крупные горошины пота и расплывается в счастливой улыбке: — Давеча письмо пришло. Пишет: военком дровишек посулил.

— Что военком, что комендант — одно лицо, — авторитетно разъясняет Разлука. — Карты не обучены звания или какие другие отличия разгадывать.

Он собирает колоду. Другие тоже просят погадать.

— Сегодня больше нельзя. Вранье получится, — строго вразумляет Разлука.

Возвращается заплаканный Есипов.

— Ну как? — спрашивает он обессиленным голосом.

— Военком заходил! — радостно сообщает Разлука. — Дровишек посулил.

— Да? — недоверчиво переспрашивает Есипов и с прозрачным намеком подтверждает версию: — Может, и дровишки. Об чем еще с одинокой бабой турусы разводить? — Подметив тень, набежавшую на лицо Гомозова, Есипов заминает разговор: — Подымим?

Разлука милостиво разрешает Есипову свернуть цигарку.

— Тебе скрутить? — пытается Есипов умаслить и разведчика.

— Своими обойдемся. — Гомозов вынимает красную коробку с золотым силуэтом сердца на крышке и закуривает тонкую рыжую сигару. Один лишь Гомозов и может их курить.

(Гомозов с войны не вернулся. О его геройской смерти мы написали жене, бубновой даме, блондинке, солдатской вдове.)