Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России - [34]

Однако первоначально примкнувшие к обновленчеству архиереи оставляли желать много лучшего. Епископ Антонин (Грановский), искренний сторонник церковных реформ, производил впечатление человека не вполне здорового душевно. Другой впавший в раскол архиерей, епископ Верненский Леонид (Скобеев), был и того хлестче. Патриарх Тихон называл его «епископом Содомским и Гоморрским», имея в виду его неблаговидное поведение.

Тогда Александр Введенский попытался вовлечь в обновленчество Петроградского митрополита Вениамина, в свое время принимавшего участие в обсуждениях возможных реформ и считавшего Введенского своим другом. 25 мая он посетил митрополита Вениамина и заявил ему что он, «согласно резолюции Патриарха Тихона, является членом ВЦУ и командируется в Петроград и другие города по церковным делам» [2, с. 84]. Ознакомившись с бумагой, митрополит Вениамин отказался признать удостоверение обновленческого ВЦУ, не увидев подписи Патриарха. Через день, за воскресной литургией, с амвонов петроградских церквей было зачитано послание митрополита Вениамина, в котором он анафематствовал взбунтовавшихся священников Александра Введенского и Евгения Белкова и всех присоединившихся к ним. «По учению Церкви, – говорится в этом послании, – епархия, почему-либо лишенная возможности получать распоряжения от своего Патриарха, управляется своим епископом, пребывающим в духовном единении с Патриархом… Епископом Петроградским является митрополит Петроградский, послушаясь ему, в единении с ним и вы будете в Церкви» [2, с. 84].

На другой день после того, как в городских храмах было зачитано послание митрополита, в покои Петроградского владыки явились чекисты для ареста святителя, а Введенский – для принятия канцелярии. Не смутившись, он подошел к святителю под благословение. «Отец Александр, – спокойно сказал митрополит Вениамин, – мы же с вами не в Гефсиманском саду» [2, с. 84], и, не благословив его, спокойно и ровно выслушал объявление о своем аресте.

Так начался процесс «петроградских церковников». Вместе с владыкой Вениамином был арестован весь цвет петроградского духовенства и наиболее церковно активные миряне. Всего на скамье подсудимых оказалось 86 человек. Митрополит Вениамин и его помощники обвинялись в том, что вели переговоры с советской властью в целях отмены или смягчения декрета об изъятии церковных ценностей и что состояли, как сказано было в обвинительном заключении, «в сговоре со всемирной буржуазией и русской эмиграцией», подстрекали верующих на сопротивление властям, распространяя копии заявления митрополита в Помгол, опубликованного в газетах.

Позорное судилище, затеянное властью при пособничестве обновленцев, несмотря на усилия организаторов и пособников, стало славой для мучеников и исповедников, готовых вплоть о смерти свидетельствовать об истине Христовой. Свое последнее слово владыка Вениамин начал так: «Я старался по мере сил быть только пастырем душ человеческих. И теперь, стоя перед судом, я спокойно дожидаюсь его приговора, каков бы он ни был, хорошо помня слова апостола: Берегитесь, чтобы вам не пострадать как злодеям, а если кто из вас пострадает как христианин, то благодарите за это Бога (1 Пет. 4: 15–16)». А закончил его так: «Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре: жизнь или смерть. Но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение, – при этом владыка широко перекрестился, – и скажу: Слава Тебе, Господи Боже, за все!» [2, с. 88]

С таким же достоинством держались и его сотрудники и соузники. Надо заметить, что и среди обновленцев этот процесс выявил более-менее достойных людей. Так, священник Александр Боярский на процессе давал показания в пользу обвиняемых, за что сам рисковал оказаться на скамье подсудимых.

Зато другой обновленец, Владимир Красницкий, вполне угодил устроителям судилища. Очевидцы характеризовали его как «очевидного судебного убийцу».

В результате процесса 10 человек приговорили к расстрелу, большинство обвиняемых – к разным срокам лишения свободы со строгой изоляцией, 22 человека были оправданы. В ночь с 12 на 13 августа митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин), Юрий Новицкий и Иван Ковшаров, обритые и одетые в лохмотья, были расстреляны. Незадолго до расстрела митрополиту Вениамину удалось передать на волю клобук, внутри которого он написал: «Я возвращаю мой белый клобук незапятнанным» [23, с. 39].

В это время святитель Тихон томился в заключении в Донском монастыре и ничем не мог помочь. День и ночь в покоях дежурили охранники из ГПУ, никого не пропуская к узнику. Выходить разрешалось лишь на крохотный, примыкавший к покоям отрезок монастырской стены, откуда Патриарх мог благословить православных, приносивших ему передачи, проверенные охраной. Святитель Тихон лишен был возможности совершать богослужения. Лишь изредка ему разрешалось приобщаться Святых Таин в присутствии вооруженного красноармейца. Почти каждый день святителя Тихона возили на допросы на Лубянку. Несмотря на тяготы заключения, святитель даже врагов покорял обаянием святости. Вот как об этом вспоминает одна из сотрудниц ГПУ: «Я никак не могу увидеть в Патриархе классового врага. Умом я понимаю, что он враг, и, очевидно, очень опасный. А общаясь с ним, ничего вражеского не чувствую. Он обращается с нами идеально. Всегда внимателен, ласков, ровен. Я не видела его раздраженным или капризным» [12, с. 79].