Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский, чудотворец. Служба, житие - [9]

Мировосприятие святителя Филарета можно было бы назвать трагическим, если бы не его глубочайшее упование на всеблагую волю Божию. Иных его слушателей раздражали или пугали его твердость, часто жесткость выводов, его взгляд на мир как на Вавилон, его убеждение, что мир Mipa есть «краткая дремота под шумом опасной бури; безопасность, основанная на неведении». А богомудрый старец-митрополит знал, что в конце Mipa сила крестная «сотрясет всю землю, разрушит в ней то, что было твердо, низринет то, что возвышалось, затмит то, что блистало…» (Слово в Великий Пяток 1816 года). Для него самого пост и молитва – крылья духа, уносящие человека из суетного и шумного Вавилона в пустыню и дальше – к Богу.

Москвичи постепенно стали понимать истинное значение своего митрополита. Из уст в уста передавались рассказы о чудотворениях, связанных со святителем Филаретом. Многажды митрополит являлся болящим во сне, что приносило им выздоровление; на просьбы о молитве за больного митрополит высылал иконку Преподобного Сергия, и больной выздоравливал; четырехлетняя дочь купца, страдавшая немотой и плачем, выздоровела после благословения Святителя; священник, получивший скуфью из рук Высокопреосвященного, положил ее дома с молитвою на голову больной дочери, и больная поправилась; некий крестьянин, заблудившийся в метель, чудесно спасся благодаря появлению старца в черной рясе и шапочке, – в старце он в Москве узнал святителя Филарета…

В новое царствование оказалось возможным вернуться к работе над русской Библией. И опять митрополит встретил искреннее непонимание собратьев и наговоры завистников, опять потребовались годы на убеждение государя и иных властей предержащих. Наконец в марте 1858 года последовало высочайшее повеление о переводе Священного Писания на русский язык. Владыке довелось порадоваться выходу Нового Завета, однако полный Синодальный перевод Библии вышел в свет уже после кончины Святителя.

Между тем, еще при жизни митрополита Филарета, появились и стали ходить по рукам рукописные собрания его мыслей и изречений (из писем к разным лицам): «Молитва приближает к Богу, и близ сего средоточия существ и миров неразлучно то, что является разлученным в мире перемен»; «Молитва друг о друге есть лучшее из общений»; «На порицание лучше отвечать кротостию, нежели порицанием. Чистою водою надобно смывать грязь. Грязью грязи не смоешь»; «Да взыщем радости, в которой бы не скрывалось жало печали. Да не страшимся и печали, которая в радость будет»; «Что это за несчастие, что о злоупотреблениях все говорят и никто не может победить их?»; «Надобно, чтобы простота была не без мудрости»; «В молчании все родится и растет. Дела, о которых рано провозглашают, часто кончаются звуком слов».

Определяющей чертой личности Святителя являлась верность монашеским заповедям. Он прежде всего был монахом, и шестерка лошадей в архиерейской карете, блеск драгоценных панагий и царских орденов, всеобщее поклонение не обольщали его. С младых лет он помнил слова апостола Иоанна Богослова: Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей (1 Ин. 2, 15).

Скромность и смирение митрополита Филарета нередко просто поражали современников, отмечавших, что он неизменно благодушен к прислуживающим, терпеливо переносит служебные промахи секретаря, безропотно принимает замечания духовного цензора на свои проповеди, представленные к публикованию.

В ответ на присылку лаврским наместником ягод, Святитель вместе с выражением благодарности замечает: «Мне совестно было смотреть на сию роскошь, и особенно когда я узнал, что ягоды несены пешком… но не желаю лекарства, соединенного с таким трудом для другого».

Будучи одним из мудрейших и образованнейших людей своего времени, владыка не стеснялся искать уроков и наставлений. В письме своему ученику, архимандриту (впоследствии архиепископу) Алексию (Ржаницыну), 11 ноября 1847 года митрополит дивился самоуверенности и самонадеянности «нынешних людей. Прослужив тридцать лет в архиерейском звании, я чувствую в некоторых случаях нужду советоваться с протоиереями, учениками моих учеников, а они не находят подобного нужным».

Горячность Святителя, впрочем, нередко выказывалась им, как в молодые годы, так и позднее, и он при начале поста каялся перед своим духовным отцом: «Прошу Вашего прощения, в чем на кого нетерпеливостию моею оскорбил Вас, или каким нерассудительным или страстным поступком, или худым примером подал Вам соблазн». Можно было бы привести немало примеров такого, буквального, следования заповеди Апостола: Облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (1 Пет. 5, 5).

Все возраставшая загруженность разнообразными делами подчас угнетала владыку. «Я как в неволе», – писал он архимандриту Антонию. В одной из проповедей, обращенных к монашествующим Лавры, как бы из сердца Святителя вырвались такие слова: «Мне же, который недолго беседую с пустынею и о пустыне и потом долго пребываю в молве и попечениях града и дел человеческих, – кто даст ми криле яко голубине? и полещу, и почию