Святая тьма - [48]
— Две бургундского! — поправил мясник Герготт.
Они обменялись сильным и долгим рукопожатием.
Затем последовали многочисленные тосты.
После того как из бутыли был вылит последний рислинг и прикончено бургундское, Алоиз Транджик со Штефаном Гаджиром выволокли Шимона Кнехта из трактира. Вино свалило его с ног всерьез и надолго — здоровенный парень превратился в мокрую курицу. За стол уселись Клчованицкий с Герготтом, и к ним присоединились Крижан с Милетичем. Начали пить и играть по-крестьянски: в ход пошли не легкий рислинг и деликатный марьяж, а тяжелое бургундское и грубый шнопсер!
Когда стали сдавать карты, Ян Иваичик вдруг почувствовал, что вино ударило ему в голову.
— Схожу погляжу на этих поэтов хоть одним глазом, — он поднялся и, тяжело опираясь на палку, пошел к выходу. От долгого сидения болела нога.
Амзлер и Тутцентгалер поднялись вслед за учителем.
— Надо поглядеть, как бы эти поэты не обидели его, коли они уж в такой дружбе с нашими гардистами! — обратился сторож к оставшимся.
На улице они столкнулись с Винцентом Кламо и Перепетуей Клчованицкой. Юноша и девушка шли под руку. Эта встреча молодую пару в восторг не привела.
— Разве поэты уже кончили выступать? — спросил учитель Винцента.
— Еще нет, но мы не могли больше выдержать… — и они скрылись в темноте.
— Вы не волнуйтесь, пан учитель, — подбодрил Иванчика сторож.
— А я и не думаю волноваться. С чего вы взяли?
— Не думаете? А почему же вас так передернуло, когда Шимон Кнехт болтал что не надо?
— У вас слишком хорошее зрение…
— Конечно, ведь я же сторож… Но вы не беспокойтесь, — поговорим с Лойзой Транджиком, он ее там в обиду не даст…
— Кого? — учитель отер пот со лба.
— Да вашу Цильку!
Ян Иванчик, сам того не желая, облегченно вздохнул. Ему бы следовало стыдиться, что Петер Амзлер заметил его глупую ревность, а он вместо этого радовался, что с женой ничего дурного случиться не может. Он уже собирался поблагодарить сторожа за добрую услугу, как вдруг, неожиданно для самого себя, сказал с досадой:
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом!
— Хотя бы о ваших делах… Позволите?
— Пожалуйста, сколько угодно…
Они остановились у входа в кино, помещавшегося в здании, которое еще совсем недавно было городским амбаром. Через двери, отворявшиеся прямо на улицу, до них долетали отдельные слова и фразы. Кто-то из поэтов, надрывая глотку, декламировал что-то высоко патриотическое. Заключительную строку в каждой строфе он выкрикивал так, будто отдавал команду: "Гардисты Глинки, на страж!"
Обозвав поэта дураком и скотиной, сторож с презрением сплюнул у двери и увел своих спутников подальше от входа. Потом, понизив голос до интимного полушепота, так горячо принялся обсуждать дела учителя, словно был добрым дядюшкой легкомысленного и упрямого племянника, который, натворив бед, нуждается теперь в добром совете и крепкой поддержке. Сторож многое знал, ему было известно почти все, что происходило в городишке. Кроме того, его постоянно информировала жена, державшая ларек на станции.
— Оркестр на сегодняшнем празднестве Тела господня сослужил вам добрую службу. Наши господа даже начали сожалеть о том, что с вами произошло такое несчастье. Дело могло пойти уже на лад, но все испортила чешская песенка… Теперь случись что — сидеть вам в тюрьме!
— Не пугай его, Петер! — вступился за учителя Тутцентгалер.
— Тебе, Францл, опасаться нечего. Тебя словацкие немцы не посадят! Кто им тогда в Братиславе динамит варить будет? А вот без учителя немецкие словаки всегда обойдутся.
— Надо бы для него что-нибудь в Братиславе подыскать, — забеспокоился габан. — Был бы он слесарем — хоть завтра выходи на работу…
— … Монтировать новые котлы для динамита!.. Какая жалость, что он всего лишь учитель! — договорил за Тутцентгалера сторож.
Но Францл не понял насмешки.
— Утром туда, вечером обратно, либо вечером туда, утром обратно… — продолжал он горячо. — И на дубницких гардистов вы могли бы тогда, извините, на… А так они все время будут к вам цепляться.
— Или он к ним! — добавил сторож.
Ян Иванчик испугался. Оба приятеля говорили так, словно он не только получил повестку об увольнении, но уже сидит в Илаве. Ему вспомнились слова Вильмы: "Кое-кто из больницы угодит прямо в тюрьму", "Цилька останется без работы, ребенок без отца". Значит, теща все это не выдумала, а от людей слышала.
— Почему вы так обо мне беспокоитесь? — спросил Иванчик своих новых друзей.
— Потому что вы наш! — ответил Францл Тутцентгалер.
Ян Иванчик постучал палкой о тротуар, словно это могло помочь ему собраться с мыслями, и снова спросил:
— А вы чьи?
— А мы ваши, — ответил тот, не раздумывая.
Яна Иванчика обдало горячей волной. Такое чувство, вероятно, охватывает отставшего бойца, когда к нему на помощь приходит товарищ. Да, у него появились новые друзья, на которых он и не рассчитывал. Ян горячо пожал обоим приятелям руки, но подходящих для такой минуты слов не нашел. Ни одного. Он даже не заметил, что их ответные рукопожатия были слишком сильны для его учительских рук.
