Святая тьма - [38]

Пятиклассники преобразились. Они зашагали, как солдаты в торжественной похоронной процессии, — важно и медленно, держа образцовое равнение. В конце концов, они были уже большие и разумные ребята, они понимали, какое необычное внимание возбуждает их учитель с длинным розовым шрамом на коротко остриженной голове.

Они гордились своим учителем.

Вниз по улице на белых носилках, которые несли рослые юноши, плыли одна за другой три статуи Дубининой девы Марии. Вокруг каждой статуи, как живое ко-лесо, двигались девушки. Они держались за ленты, спускавшиеся с головы девы Марии.

Голову непорочной девы Марии украшали белые как снег ленты, за них держались маленькие девочки в белых платьицах и с белыми бантиками в волосах: они, собственно, не шли, а прыгали, как козлята.

От головы девы Марии, у которой на руках был святой младенец, струились ленты желтые, розовые, лиловые и зеленые; за них держались девочки-подростки с распущенными волосами в пестрых платьях — они тоже шли, будто танцевали.

И, наконец, к голове девы Марии "с семью мечами в сердце" были прикреплены лепты темно-красные, синие, пурпурные; за них держались девушки, члены городской дружины пресвятой девы Марии; их белые платья крест-накрест были перевязаны широкими синими лентами; в Дубинках считали этих "марианок" светскими монашками, а они шли смущенные, пели тихо и благостно, словно стыдясь, что до сих пор еще не вышли замуж.

Сам того не замечая, Иванчик заулыбался, увидев дорогой шелк и атлас их одеяний. С детства его волновал и трогал марианский культ, олицетворяющий материнство. Он всегда считал, что на фоне жестокой бесчеловечности католической религии это единственное светлое пятно. Еще студентом он спорил с товарищами-евангелистами, утверждая, что лютеранское вероисповедание столь сухо и бедно именно из-за отсутствия культа девы Марии. Тогда его радовало, что он католик. Он поймал себя на том, что радуется этому и сейчас.

Но радость его быстро померкла.

Вслед за статуями девы Марии гордо вышагивал местный руководитель глинковской молодежи — красавец Габриэль Гранец. В парадном мундире он походил на прилизанного поручика, только что окончившего военное училище. За ним по четыре в ряд маршировали маленькие сыновья местных богатеев, после них — мальчишки попроще и, наконец, грубые дубницкие парни. Как видно, среди глинковской молодежи соблюдалось строгое деление. Однако все юнцы одинаково гордились своими кожаными ремнями и шапками с желтыми, синими и красными бомбошками и кистями.

Ян Иванчик ненавидел мундиры, и группа пожилых людей в обычных костюмах порадовала его глаз. Они несли горящие свечи и поэтому шли медленно и осторожно. Все они были люди степенные, уважаемые, которых знал каждый в Дубинках, в общем — местная интеллигенция.

Он и не предполагал, что ее в Дубниках так много, и это еще без учителей, присматривавших за детьми, и без священников, обслуживавших своего господа бога во время его летней прогулки.

Правда, в ряды дубницкой интеллигенции затесались и те, в ком, по всеобщему мнению, интеллигентности было весьма мало. Например, правительственный комиссар города и оптовый торговец вином пан Киприан Светкович и моравская помесь чешского "сокола" с немецким прихвостнем — пан Богумир Чечевичка, ныне герр Готтфрид Тшетшевитшка. Были здесь и такие, что ходили в костел лишь на пасху и рождество, как, скажем, лесничий Имрих Тейфалуши и счетовод Алексин Челес, которых дубничане уважали главным образом за то, что те не боялись бога.

Правительственный комиссар города Киприан Светкович шествовал в первом ряду. Как у большинства люден, занимающихся физическим трудом, лицо у него было добродушное, но густо-багровое от постоянных возлияний. Справа от него шагал главный городской нотариус Гейза Конипасек, зловещий, как сам дьявол, а слева — городской врач Бела — Войтех — Адалберт Елачиш — Елачич — Елахих, черный, словно могильщик. Этой уважаемой троице встреча с учителем Яном Иванчиком не доставила никакого удовольствия. Словно приведение, дерзко предстал он перед ними, опираясь на палку, и как укор, блестел розовый шрам на его остриженной голове! Впрочем, каждый из этих господ реагировал на эту встречу по-своему.

Пан правительственный комиссар Киприан Светкович беззлобно подумал: "Я-то ведь не виноват в том, что с тобой приключилось, голубчик".

Пан главный городской нотариус Гейза Конипасек отметил про себя злорадно: "Так тебе и надо, стервец!"

А пан городской врач Бела — Войтех — Адалберт Елачиш — Елачич — Елахих, как всегда стараясь даже мысленно быть в стороне от подобных дел, сказал сам себе: "Не думал я, что ты выпутаешься из этой истории!"

И хотя ни Иванчик ни умел читать мыслей своих ближних, этих трех дубницких интеллигентов он все-таки донял и подарил им такой взгляд, что тем пришлось отвести глаза в сторону.

Балдахин над дубницким фараром несли люди простые, но пользовавшиеся в Дубниках полным доверием церкви и властей: впереди виноградарь, крестьянин и шинкарь Бонавентура Клчованицкий с мясником и перекупщиком скота Штефаном Герготтом, а позади городской винодел и виночерпий Алоиз Транджик со станционным подсобным рабочим Венделином Кламо.