Святая святых женщины - [51]

С мамой простились мы очень сдержанно, без слез. Чувствовала она себя в этот день неплохо, и я поверила: доживет она до новой весны и мы опять встретимся с нею.

* * *

Но свидеться нам с мамой удалось даже раньше. Теперь, после всех стычек с Юдиными, переписываться я стала, покинув Летний, уже не с младшей, а со старшей сестрой, на которую оставила сад. Последнее ее письмо побудило меня обратиться к адвокату. В нем Галина поведала мне еще об одном "выдающемся" поступке Родиона и Лиды. Приходили они к ней незадолго до дня памяти Милы, когда исполнялось ровно полгода с тех пор, как не стало нашей самой младшей сестрички, приходили, чтобы договориться насчет поминок. А когда ушли, обнаружилось, что из ящика стола, за которым гости сидели, исчез кошелек, туго набитый деньгами. Уверенная, что именно Юдины "увели" ее портмоне, ругала их Галинка на чем свет стоит, обзывала ворами, преступниками. Доказывала мне, что допустила я грубую ошибку, позволив маме соединиться с этими темными личностями, что пока не поздно, надо эту оплошность исправить. И сделала мне такое предложение: я приезжаю в Летний уже теперь, не дожидаясь весеннего тепла, останавливаюсь у нее и мы вместе с нею начинаем действовать против Юдиных — добиваться расторжения "квартирного" договора, заключенного между Юдиными и нашей мамой.

Закончила Галка свое послание радостным сообщением, что ее младшая дочь Аля уже поправилась и сможет ухаживать за бабушкой после того, как та разъедется с Лидой — в те месяцы, естественно, когда меня не бывает в Летнем.

То, что предлагала старшая сестра, вполне вписывалось в наши с мамой планы. Но с отъездом я решила повременить. Прежде всего нужно было проконсультироваться с кем-либо из компетентных в юриспруденции людей и выяснить, чего мы добьемся с Галей, объявив маминым мучителям войну, удастся ли нам переселить маму на старое место.

Юристка, женщина лет 35, с немодной, но красивой прической, с русой косой, уложенной вокруг головы, внимательно выслушав меня и ознакомившись с содержанием Галининого письма, сказала, что согласна с моей сестрой: действительно, нельзя доверить жизнь пожилого человека таким агрессивным людям, как наш зять, и таким бесхребетным, как наша младшая сестра, не способная вступиться за родную мать, и старушке действительно лучше разъехаться с ними.

— Но,? добавила к сказанному хозяйка кабинета, отрицательно покачав головой,? должна я вас разочаровать: с обратным обменом в данном случае ничего не выйдет. В этом обмене участвовали, кроме вашей мамы и зятя с женой, и другие люди, а они ничем и ни перед кем не провинились, и нет никаких причин переселять их куда-то. Условия договора нарушили те, с кем съехалась ваша родительница, их и следует наказать.

Собеседница моя простым языком, понятным любому смертному, растолковала мне, чего нам со старшей сестрой нужно добиваться — принудительного, по суду, размена той жилплощади, которую в настоящий момент занимает наша мама вместе с Юдиными. Согласно действующим законам, старушке должны будут выделить однокомнатную квартиру, а противной стороне достанется "что останется", возможно, комната в квартире с подселением. Лишь бы позволил метраж…

То, что удалось выяснить, я быстренько сообщила Галине, попросив ее подать заявление, а затем уведомить меня, на какое число будет назначено слушание этого дела, пообещав непременно присутствовать на заседании суда.

Ответ пришел совсем не такой, какого я ожидала. Галина писала, что мама уже слишком стара, чтобы "таскать ее с места на место". Как будто раньше, до того как она взбаламутила меня, неизвестно было ей, сколько лет нашей родительнице. Как будто не она мне, а я ей подала эту идею — заняться переселением мамы…

Некоторое время спустя пришла депеша от старшей дочери Галины. Племянница умоляла меня приехать и посодействовать тому, чтобы бабушка Наташа продала ей, Татьяне, свой сад. И уверяла: "Вы будете по-прежнему приезжать сюда на лето, хозяйничать на участке. Моим он будет только на бумаге". Вот тебе на! Участок по закону станет ее собственностью, она будет снимать урожай, а работать на делянке, "хозяйничать", буду я. "А за это за все" я получу право время от времени приходить к ней в гости и оставаться на ночь, чтобы она могла со мною вдоволь поболтать, такая же одинокая, как и я.

Не поверила я, что эта "блестящая", отдающая практицизмом, мысль родилась в Татьяниной ветреной голове. Это была, безусловно, "находка" Галины, привыкшей всех, кто ее окружает, обдуривать. Додумалась наконец она, каким образом, имея два надела земли, получить в свое распоряжение еще и третий, не вступая в противоречие с законом, вернее, с уставом садоводческого товарищества. Просто-напросто записать третий участок на подставное лицо. И неужели она надеется, негодовала я в душе, воплотить в жизнь эту затею — отнять у мамы ее любимое детище, да еще с моей помощью?! Глупеть, что ли, под старость лет начинает эта бестия?!

В конце письма была приписка: "Свое согласие вы можете сообщить по телеграфу". Две эти строчки очень обеспокоили меня. Галина же может сама послать маме такую телеграмму, как бы от меня, и облапошить старушку. Непременно нужно было мне ехать в Летний, тем более, что для этого нашелся очень веский предлог: Аля, младшая дочь Галины, собралась выйти замуж. "Свадьба будет очень скоро. Вовсю идет подготовка к ней". Эти строчки в своем письме Татьяна подчеркнула красным карандашом. Ей явно хотелось, чтобы я приехала…