Святая святых женщины - [50]

Сестра его этого качества была абсолютно лишена. Ей недоставало обыкновенной жизненной стойкости. Окончив пединститут, факультет иностранных языков, в школу работать не пошла, устроилась в библиотеке, хотя там зарплата была еще меньше, чем в школе…

Ей нужно было бы как раз работать в школе и подрабатывать репетиторством: в то время, о котором я пишу, был уже очень большой спрос на преподавателей иностранных языков и платили им за частные уроки неплохо, может быть, доже очень хорошо, но она почему-то выбрала то, что не могло обеспечить ее даже всем необходимым, чтобы не бедствовать, не говоря уже об излишествах.

Руфина Евгеньевна была, как и я, учительница, но преподавала, в отличие от меня, не в средней, а в начальной школе. Глядя на нее, замечая, какой сердитой, взвинченной приходила она каждый день домой со службы, должна была Надя, еще в юности, понять, какая у матери трудная работа. И призадуматься, сможет ли сама, имея вялый темперамент, "потянуть" школу. И, окончив десять классов, выбрать что-то иное. И родители должны были ей это подсказать. Но что она могла выбрать в городе Летнем, где в то время было всего два вуза: педагогический и горно-металлургический? И если уж ей пединститут не подошел, то о горно-металлургическом и говорить нечего.

Угощала меня Надежда чем Бог послал. В тот день, до моего прихода, побывала она у одной из своих многочисленных подруг на именинах. Когда уходила, та, сочувствуя ей в бедности, завернула в газетку и сунула в сумку остатки пирога. Эти куски и выложила сейчас Надя на тарелку, не сочла нужным скрыть от меня, где она взяла стряпню (это было не в ее интересах). Оказавшись на месте бывшей своей золовки, я бы, конечно, не стала ни обзаводиться дорогими гарнитурами, ни афишировать свою нищету.

Зато не осмелилась бы, наверное, не имея мужа, родить. А она родила. И я считаю: молодец! Девочка с изъяном, но все же человечек рядом. Я знаю: с ее больным ребенком не так-то просто выйти замуж. Но мне хотелось дать ей хотя бы надежду. Ведь без веры в лучшее так трудно на свете жить. И я пообещала Наде, что следующим летом познакомлю ее с одним хорошим парнем ее возраста, сыном моей бывшей одноклассницы, который почему-то до сих пор не женат.

Пока мы беседовали с хозяйкой, сидя в гостиной, ее дочь Настя играла в другой комнате, то и дело прибегая к нам и объясняясь по-своему. Приносила то куколку, чтобы мне показать, то семейный альбом. Тыкала пальчиком то в свою фотокарточку и себе в грудь, то в мамино фото и в нее. И улыбалась счастливой улыбкой, видя, что я ее понимаю. Я еле сдерживалась, чтобы не заплакать, сочувствуя всей душой этому несчастному ребенку и его попавшей в беду матери. Вслух же я говорила совсем другое, что переживать не надо. Освоит Настенька слуховой аппарат, будет, как все дети, слышать. Научится читать по губам, говорить. И станет полноценным человеком. Не знаю, верила ли Надежда, что все так и будет, как я пророчу. Но в подобных заверениях, в поддержке, она, безусловно, очень нуждалась.

Пробыла я у своей бывшей золовки недолго. Явился вызванный ею мастер, чтобы заняться сбором недавно купленной мебели, и я, распрощавшись, ушла.

III часть

День отъезда, сколько я его ни откладывала, настал. Надела я платье из тонкого велюра цвета зеленой листвы, с разрезами на спине и на подоле, которое очень шло мне, было к лицу. Приобрела я его себе несколько лет назад, когда еще учительствовала, но надевала редко, не затаскала. И выглядело оно как новое. Много было желающих перекупить у меня этот наряд (в том числе и Майя, но даже ей я не уступила). Теперь на платьице это раскатала губу моя старшая сестра, пришедшая попрощаться со мной, и попыталась выманить его у меня.

— Слушай! — возопила она чуть ли не с порога и так громко, что все присутствующие в квартире Юдиных даже вздрогнули. — Ты запаришься в этой шкуре. На улице ведь плюс тридцать. — Сначала убедить, что надо переодеться. Затем уговорить поменяться на какие-нибудь надоевшие ей лохмотья. Умеет она лапшу на уши вешать своим родственникам. Но я слишком хорошо ее знаю, чтобы развешивать уши, когда начнет она что-то убедительно так доказывать. Хотя бы в зеркало на себя посмотрела и представила, как будет выглядеть в этом "прикиде". Даже влезть, наверное, не сможет в него. На мне оно и то в обтяжку. Я ношу сорок четвертый. А ей, с ее полнотой, нужен, как мне кажется, сорок восьмой или даже пятидесятый. Возможно, она платье это расставить хочет, скомбинировать с другим. Воображаю, что получилось бы у нее в результате. Вот уж действительно: глаза завидущие, руки загребущие. Что не нужно ей вовсе, и то отобрать хочет. Ничего этого вслух я, разумеется, не сказала. Ответила спокойно и просто:

— Не запарюсь! Не паникуй! Здесь, конечно, жарко. Словно лето назад вернулось. Но там, куда я еду, погода совсем другая. Вчера я слушала прогноз.

— На нет и суда нет, — вынуждена была Галина смириться с отказом: слишком веским был аргумент. Она проводила меня до остановки аэропортовского автобуса. Подруга до аэропорта. Юдины вообще не провожали (впервые за столько лет).