Святая святых женщины - [15]

И снова стала я ей объяснять, чтобы ее утешить, что это невозможно: — Прости, мама, но я не могу здесь остаться насовсем. Ты это прекрасно знаешь. И обманывать, обнадеживать тебя я не хочу. Той квартирой своей не могу я рисковать. Не будут же мои дети вечно жить на этом гнилом севере. И в этом, чересчур загазованном городе, в дыму и копоти, жить они не желают. Куда же они поедут, оставив север, если я свою квартиру потеряю? Придется ехать сюда. А здесь для них, хоть это и промышленный город, работы по специальности нет….

— Но еще неизвестно, — заявила мама вдруг решительно, — с кем я буду доживать. Может, и Лиду переживу. Вот Мила. Была самая молодая из нас. А ее уже нет. Мне все дочери нужны, не одна Лидка, бестолочь эта.

Не любила мама Лидию за то, что она в детстве лентяйкой была и плохо училась. Все время приходилось в школе на собраниях краснеть за нее. Но теперь маме нравилось, что младшая дочь, стараясь угодить разборчивому в еде супругу, научилась хорошо готовить (в этом деле у Лиды обнаружился настоящий талант), в отличие от Галины, которая была чересчур жадна, чтобы тратить деньги на всякие "вкусности", и чуть ли не голодом морила и мужа, и младшую дочь, которая пока еще не вышла замуж и живет с нею.

На недостатки своей младшей дочери, в семье которой ей волей-неволей придется жить, мама закрывала глаза, как я на отрицательные черты Родиона, надеясь, что он под моим благотворным влиянием исправится. Не сумела воспитать его, когда ему было 16–18 лет, а теперь, когда стукнуло уже 50, вообразила, что смогу перевоспитать, пожив некоторое время под одной крышей с ним. Позднее поняли мы с мамой, какую ошибку допустили, но это было потом. А сейчас, придя к мнению, что с одной задачей справились, явились в нотариальную контору, дабы решить другую, оптимистически настроенные, вооруженные заготовленным дома черновиком документа, удостоверяющего, что мама дарит мне свой сад.

Прочитав эту "шпаргалку", юристка, молодая, грубоватая женщина, принялась нам втолковывать, что садовый участок хозяйка не может кому бы то ни было подарить, так как это собственность коллективная. Можно только или доверенность написать на пользование данной недвижимостью или завещать ее кому-то. Тут мама достала и предъявила нотариусу написанное на имя Милы завещание и свидетельство о ее смерти. И спросила: "Как нам теперь быть"?

— Нет проблем, — ответила хозяйка кабинета и принялась составлять новое завещание. Нужна была, наверное, и "садовая" книжка, но ее придержала у себя Галина на случай, если мама вздумает переоформить сад на Родиона, когда он начнет от нее этого добиваться. Но книжка эта нам сейчас не потребовалась. Я предъявила юристу свой паспорт. Она, полистав его и выяснив, что прописана я в другом городе, сказала, что для составления завещания это не помеха….

— Вот, — сказала я, — все мамино имущество было завещано ее младшей дочери, и мы, три ее сестры, тогда, когда она была жива, не спорили. А теперь… — при этих словах мой голос задрожал, а у мамы из глаз покатились слезы. И она принялась вытирать их кончиком своего белого, очень чистого платка, которым была покрыта ее голова.

Уже другим, более мягким, приветливым тоном женщина попросила нас подождать в коридоре. И мы вышли. Хозяйка кабинета отнесла наши бумаги в другую комнату. Там, на машинке, отпечатали новое завещание и мы, заплатив один рубль, забрали документы. Снова вошли в кабинет к нотариусу. Она, раскрыв паспорт и внимательно прочитав мою фамилию (а эту фамилию, которой наградил меня, теперь уже бывший, муж, не так-то легко было правильно произнести), и спросила у мамы, не без улыбки на лице и в голосе, кому она завещает свой сад. И мама, немного подумав, вполне уверенно и без ошибки ответила на заданный ей вопрос.

От маминого дома до нотариальной конторы, где мы побывали в тот день, было довольно далеко. Добирались мы туда на такси. Другим способом передвижения воспользоваться не могли. Из-за болезни сердца пешком мама не дошла бы дотуда. А в автобус или трамвай не залезла бы из-за другой болезни: полиартрита. Когда мы в ту сторону собирались ехать, машину с зеленым огоньком поймать нам долго не удавалось. Зато на обратном пути повезло. Не понравился нам лишь водитель. Сердитый, неразговорчивый, даже головы не повернет в нашу сторону. Лишь посматривает недружелюбно на отражение в зеркале заднего вида. Не нравится, конечно, шоферам, когда в салон забираются старики, и возят их без всякого желания. Много ведь с таких пассажиров не возьмешь. Откуда у них, у пенсионеров, большие деньги? А если даже таковые имеются, попробуй выдрать у них лишнее. Они же не для шику нанимают это комфортабельное транспортное средство, а по необходимости.

"Сидели бы дома, если руки не держат, а ноги не ходят", — так, по всей вероятности, рассуждал этот водитель, крутя баранку. Знать он, видимо, не хотел, что и у престарелых людей есть свои неотложные дела. Очень обидно стало мне за маму, когда я прочитала на лице у шофера эти мысли. Вытащила из кошелька сперва рубль, чего вполне хватило бы, чтобы расплатиться. После минутного замешательства убрала эту бумажку и достала трешку. Держу в руке и в оконце посматриваю спокойно, всем видом показываю, что сдачи не потребую. Настроение у мужика сразу изменилось. Это заметно было и по спине его, и по стриженому затылку, и по рукам. И таким любезным, сладким голосом заговорил он, прощаясь с нами, когда мы, подъехав к маминой пятиэтажке, попросили остановиться. Выразил даже опасение, как бы старушка, выбираясь из "Волги", не ударилась головой…