Святая Инквизиция - [7]

— Разве можно забыть то, что вы сделали для людей? Спасли их души, показали путь к свету…Это невозможно забыть…

Конечно, невозможно! Я же почти святой… На меня молятся, ко мне взывают, мне посвящают люди свои молитвы. МНЕ, а не Богу! Великому Инквизитору, а не Всевидящему и Всепрощающему! Одна слеза не может смыть с души человеческие грехи… алую кровь огнем горящую на руках. Прощение? Пустой звук! Всего лишь набор букв, призванный облегчить совесть, успокоить ее. Мол, все можно простить! Ха! Такого не существует… Как и любви с этой глупой надеждой!

— Удачной поездки, Ваше Святейшество.

— Благодарю, святой отец.

Двери машины беззвучно закрываются. Наконец-то! А Александр…

Глупец, свято верящий в мой образ. В то, что я меч Господа на земле! Бога нет… И никогда не было. Его придумали люди, чтобы быть уверенными в том, что есть кто-то, кто будет их пастырем, убережет от ошибок, отведет от края пропасти.

Так где же он?! Где ваш пастух, люди?! Не отзывается Он на ваши молитвы, глух остается к вашим просьбам. Но вы в это не верите. И поэтому уповаете на него… Условно, правда. Сейчас миром правит Инквизиция. И образ Бога лишь орудие в наших руках. Поэтому — верьте. А мы будем править. И тихо убирать сомневающихся…

Коих сейчас развелось многовато. А все «Сопротивление»! Но они ничего не смогут сделать. Дети… Дураки, думающие, что смогут победить всего несколькими десятками человек. Когда на моей стороне миллионы…

Но это — потом.

А сейчас надо посетить выставку. Поддержать, вступивших на путь Святой Инквизиции. Во славу ее! И быть может присмотреть среди них художника, который сможет воплотить в жизнь Мою идею! Написать Мой Триумф!

Выставочный зал находится на верхнем этаже Университета Искусств. Так, небольшая поблажка… Мне она ничего не стоит, а для людей очередной знак моего внимания и признания. Дети это мои будущие солдаты… Как их не поддерживать! Это же необходимо!

А вот и сам ректор вышел встречать… Как же иначе? Сам Великий Главный Инквизитор почтил их своим вниманием.

— О, Святой отец! Это великая честь…

И далее по тексту. Как… избито. Полная покорность. Скучно. Может то, что существует это «Сопротивление» не так и плохо? Хоть какое-то развлечение… Кстати, надо вспомнить как зовут этого мелкого круглого человечишку. Радовский… кажется.

— Это моя обязанность, господин Радовский… Ведь Бог любит детей. А следовательно должны любить и мы, не так ли? Они же наше будущее. Наша смена…

Ничего не значащие фразы легко слетают с языка, что я даже почти не замечаю, что говорю. Неважно это. Но этому верят.

— Проходите сюда, здесь выставлены наши лучшие работы… Лучших студентов!

Гордится… Ну-с, посмотрим, есть ли здесь что-нибудь достойное нашего внимания… Хоть что-то на чем можно было бы остановить взгляд.

Действительно, лучший зал. Всего несколько десятков метров и столько же картин, освещенных холодным электрическим светом. Маленькие, большие, написанные маслом и акварелью, пастелью и чернилами… Без жизни. Так, общие сюжеты. Не интересно… Хотя… это еще что? Неужели, повезло? Сыскался таки, настоящий талант?

В самом углу, еле-еле освещенная светом, висит картина, которой здесь не место. Слишком велико мастерство художника… Слишком много в ней жизни и чувств.

Смерть. Таково ее название. И не поспоришь. Такие черно-серые тона могут принадлежать только смерти… как и изломанное человеческое тело. По-которому словно бы в насмешку провели алой краской. Серый и алый. Кровь, лужей растекающаяся на асфальте. А люди смотрят на это как на развлечение, бесплатный аттракцион.

— Кто автор?

Ректор доволен и озадачен. Что бы это могло быть? Не хочет говорить? Боится? Или наоборот — слишком ждал этого? Надеялся?

— «Смерти»?

Да, он действительно доволен, что я выделил именно эту картину из всех. Любимчик?

— Да. Мне бы хотелось встретиться с ним.

Очень хотелось бы. Потому что я нашел то, что искал так долго. Несколько десятилетий. Если и другие картины настолько же… великолепны, то сомнений уже не будет.

— Ольга. С четвертого курса. Лучшая из лучших у нас. С ней никто не может… сравниться. Она — наша гордость! Наша — надежда!

Гордость, говорите? Пусть так… Все равно эта «гордость» не проживет так уж много. Вернее, проживет ровно до того момента, пока не выполнит то, что я задумал.

* * *

Я — Полоз. Или проще говоря — Убийца, Монстр, Цепной пес Инквизиции, ее верный и преданный Слуга. Так меня, кажется, называют эти глупцы из Сопротивления? Впрочем, и многие другие. Не в глаза, естественно. На это способен только Инквизитор. Потому как он действительно мой Хозяин. И я не смею его предать. Не в этой жизни… А люди…

Что ж, они правы, хотя наверняка сами не понимаю насколько!

Меня создали в лабораториях нашей славной Инквизиции. Буквально. Потому что был сделан заказ на совершенного солдата, который будет предан только одной организации. Ее идеям. Ее главе.

Инквизиции…

Великой и несокрушимой. Так было, так есть и так будет.

А я верный пес ее и страж, который более чем доволен своей участью. И не желающий ничего другого, кроме как чувствовать чужую кровь на своих руках и азарт охоты смешанный со страхом жертвы, которая так боится заглянуть в мои бездушные глаза.