Святая Инквизиция - [44]

Пускай! Мне не страшно умирать… Я слишком часто чувствовал дыхание смерти, чтобы боятся ее. Я слишком многим подарил свидание с ней.

Все-таки ученые в Инквизиции не лишены цинизма. Настолько горького и злого, что даже меня иногда бросает в дрожь…

Нам ограничили срок жизни… Лет тридцать-сорок подарили, когда все остальные живут больше ста… Медицина далеко шагнула! Научилась не только продлевать жизнь, но и молодость… Почти в три раза!

Но человек все равно — стареет. А мы — нет.

Мне теперь всегда будет восемнадцать, Полозу — двадцать пять, а Лилит — двадцать семь. Нас такими создали. Уже взрослыми. Не знающими ни детства, ни отрочества, ни юности. Просто потому, что так захотел… Инквизитор. Ведь ему совсем ни к чему нянчится с малолетними убийцами. А так… Мы уже все знаем. Вернее только то, что в нас вложили. А обучение и тренировки… Они не длятся долго! Хватает только научится нажимать на спусковой крючок. Остальное — инстинкты да рефлексы. Вот и все.

А еще мы до самой смерти будем поражать людей своей красотой… Невинной и чистой. Исключение — Полоз. Ему какой-то маньяк лицо изуродовал так, что даже наши ученые ничего не смогли сделать… Вот шрам и остался.

Нас ненавидят, презирают и… одновременно с этим преклоняются перед нами. Ведь мы допущены в высшие круги власти. Ведь мы приближены к самому Инквизитору…

Но это лишь видимость. Иллюзия. На самом деле мы не можем ничего. И никогда не могли. Даже спасти свою создательницу… Ангела, как ее называет Лилит.

Жаль, жаль! Но ничего не поделать. Нас создали такими. Вот и все.

Так что не о чем грустить! Надо жить… Так, как только можно в нашем случае! Так, как позволяет этот мир. Мертвый, прогнивший и страшный. Грешный. Ведь света уже нет. Настоящего, яркого и теплого… Потому что солнца почти не видно… Искусственная атмосфера мешает. Про звезды я уже даже и не говорю! Для нас их уже не существует…

Мы — грешники, убийцы, твари. С этим даже поспорить нельзя.

От нас отвернулись и Бог и Дьявол. Мы не нужны им. Вернее наши души. За них даже бороться неинтересно! Потому что ничего светлого в них не осталось… Ничего доброго!

Так что… Мы обречены. И это лишь вопрос времени.

Но я не скорблю о том, что случилось… Зачем? Я вполне доволен своей жизнью! Меня в ней все устраивает. Это все Лилит неймется…

Картина во славу Инквизиции не должна увидеть свет! Надо убить художницу!

А что это даст? Лишь отсрочку, пока не найдут нового художника… Их вон сколько учится на факультете Искусств! Не перечесть. Не перестрелять…

Так что мне наплевать на все эти проблемы! С высокой колокольни. Ну, нарисует эта Ольгу картину. Ну, станут все считать Инквизиции почти всесильной, почти равно Богу. Пусть! Мне не жалко. Главное, чтобы меня не трогали…

А остальное — суета сует. И недостойно моего внимания.

Для меня важны лишь мой мотоцикл да ночная дорога. Они подарены мне… миром. И Инквизицией. Так же, как и сотни правил, которые так приятно нарушать! Ездить на красный свет, проскакивать перед самым носом нашей доблестной милиции, курить дорогие сигареты, на чьих пачках пишут, что это занятие опасно для жизни…

А что — не опасно?

Нет такого. И не будет. Потому что даже жить в этом мире невозможно. Он медленно убивает не только себя, но и нас. Но мне — все равно. Потому что до конца света я не доживу… Впрочем, его может и не случится! Ведь сколько веков всякие фанатики вещают со своих трибун об этом знаменательном событии… А ничего пока не случилось. Небо как висело над головой, так и висит. И не беда, что оно изменилось — из высокого и голубого стало серо-желтым и искусственным.

Живи, пока можешь! Живи так, как только можешь!

И я — существую. И несусь по ночной дороге на своем мотоцикле, а уличный фонари освещают мне путь. Ночная магистраль — мой дом. Только здесь я могу позволить себе быть кем угодно, не только слугой Инквизиции! Хотя, по-настоящему я никогда и не был им… Ведь я нелюбимая игрушка Инквизитора, как Полоз или Лилит! Я всего лишь пес. Цепной. Выдрессированный. И не очень-то нужный.

Но зачем разбрасываться прекрасным оружием? Оно может еще пригодится… А пока в нем нет необходимости пусть пылится в шкафу. И благодаря этому я могу жить так, как хочу. И творить то, что хочу.

* * *

Ходить на занятие после того, как удалось поспать всего три часа — пытка застенок Инквизиции. А если ты еще и сдаешь курсовые работы самому Александру Илларионовичу, то вообще — кошмар и ужас. Потому как придирается Кошмарик к каждой точке, запятой и букве… Да еще и вопросами валит так, что хоть вешайся.

Но я — воробей стрелянный. Привыкший и не к такому! Меня уже и Инквизитором не напугаешь, и слугами его не смутишь! Так что сдача курсовых для меня лишь… Неизбежность. Самая обыкновенная. Сдал — забыл. Сдал — гуляй!

Только вот сегодня что-то гулять не особо хочется…

— И как вы можете объяснить свое сегодняшнее состояние, госпожа Зайцева?

А что вам до моего состояния, Кошмар Илларионович? Я же не сплю перед вашими ясными очами! Так, дремлю немножко… А то, что курсовая такая… подозрительно тоненькая, так я что? Я — ничего! Все написала…

Ну, не умею я разводить реверансы на бумаге! У меня максимум — двадцать страниц, считая титульный лист и список использованной литературы. За столько времени вполне могли бы и привыкнуть! Предыдущая вообще была лишь на пятнадцать страниц!