Я вернулся домой и до самого рассвета размышлял, что делать. Я не хотел повторять рассказанную мне историю. Я не был одним из них.
Так я провел три года: выжидая, пережевывая. Я видел Ее в своих снах: Святая Эвита с ореолом света вокруг головы и с мечом в руке. Я начал просматривать фильмы с Ее участием, слушать записи Ее выступлений, расспрашивать везде, где только мог, о том, какой Она была, как жила и почему. «Она была святая, вот и все, сказала мне однажды актриса, приютившая Ее, когда Она приехала в Буэнос-Айрес. — Мне ли этого не знать, ведь я Ее знала с самого начала. Она была не только аргентинской святой. Она еще была идеалом». Я насобирал груды карточек и рассказов, которые могли заполнить все непроясненные места того, что впоследствии должно было стать моим романом. Однако я так и оставил их, не включая в историю, потому что я люблю непроясненные места.
Но вот настал момент, когда я себе сказал: если я не напишу о Ней, я задохнусь. Если не попытаюсь Ее познать, описывая Ее, я никогда не познаю себя. В пустынном Хайленд-парке я однажды сел за стол и записал следующие слова: «Придя в себя после обморока, длившегося более трех дней, Эвита окончательно убедилась, что умирает». Стоял тихий осенний день, хорошая погода вокруг меня пела не в лад со мной, жизнь не останавливалась, чтобы взглянуть на меня.
С той поры я греб словами, как веслами, везя Святую Эвиту в своей лодке от одного берега нашего незрячего мира на другой. Не знаю, докуда я доплыл в своем повествовании. Думаю, лишь до середины. Всего лишь до середины. Мне надо написать еще раз.