Святая Эвита - [106]

— Guarda un po! Che confusione![120]

— Чудовищная ошибка, — подтвердил позади Галарсы кто-то из пассажиров.

Десять матросов сняли с катафалка гроб Эвиты. Убрали с него флаг и пренебрежительно опустили гроб на брусчатку пристани, между тем как ящик с рукописями Тосканини торжественно скользил вниз по вращающейся ленте. Воспользовавшись суматохой, последовавшей за оружейными залпами, Галарса бегом спустился на пристань.

Прежде чем он успел приблизиться к едва не потерянному им гробу, откуда-то появился священник, до тех пор скрытый катафалком, и положил ему руку на плечо. Галарса здоровой рукой отстранил его и, обернувшись, увидел перед собой сиявшее благодушием лицо.

— Мы вас ждем, — сказал священник. — Меня зовут падре Джулио Мадурини. Как вам нравится это происшествие? Еще немного, и все бы провалилось.

Говорил он с безукоризненным аргентинским акцентом. Галарсу обуяли подозрения.

— Бог? — сказал он. Они в Службе разведки решили пользоваться тем же паролем Полковника, что применялся при заговоре против Перона.

— Справедлив, — хором ответили священник и монахини на манер того, как читают молитвы.

Монахини, видимо, тоже участвовали в затеянной Короминасом интриге, потому что они заботились обо всем. Они взяли багаж Галарсы и наняли артель грузчиков, чтобы перенести гроб в приходский омнибус. Персона прекрасно уместилась в обширном пространстве под сиденьями.

— Какой огромный гроб, — с восхищением сказал священник. — Я не представлял себе Ее такой крупной.

— Это не Она крупная, — объяснил Галарса. — Нам пришлось заполнять гроб камнями с кирпичами.

— Так даже лучше. Можно подумать, мужчина. Настоящий, крепкий мужчина.

Мадурини вблизи был поразительно похож на Пия XII: тот же восковой цвет лица, те же длинные, тонкие пальцы, двигавшиеся как в замедленной киносъемке, тот же орлиный нос, на котором сидели круглые очки в металлической оправе. Он уселся в омнибусе за руль и пригласил Галарсу занять место рядом. Монахини суетливо устраивались на задних сиденьях. Вид у них был возбужденный. Они беспрерывно переговаривались.

— Я было подумал, что Ее у меня украли, — сказал Галарса с облегчением. — Даже в горле пересохло.

— Это была глупейшая путаница, — согласился священник. — Никто не виноват. Когда ящик такого размера, любой может перепутать.

— Я не терял Ее из виду все время плаванья. Кто мог подумать, что стоит на минуту отвлечься, и вот вам…

— Можете больше не волноваться. Сестры остановили людей с катафалком и все им объяснили.

Преодолев крутые подъемы по склонам Апеннин, священник свернул на проселочную дорогу. По обеим сторонам широко раскинулись пшеничные и цветочные поля. Несколько ветряных мельниц вдали перемалывали свои собственные скелетоподобные тени.

— Кто-нибудь за вами следил, падре?

— Зовите меня Алессандро. Люди из Службы прислали мне фальшивый документ. Пока не закончится операция, меня зовут Алессандро Анджели.

— А я — де Маджистрис, — сказал Галарса. — Джордже де Маджистрис.

— Я вас сразу узнал по шраму. Очень заметный.

Они приехали в Павию около двенадцати. Остановились на полчаса на постоялом дворе рядом с железнодорожным вокзалом, где священник, вздыхая, помочился и слопал две огромные порции вермишели с грибами. Затем сел в омнибус и, ненадолго скрывшись в рисовом поле, возвратился весь разгоряченный.

— Опасности нет, — сказал он. — Кто-нибудь следил за вами на пароходе, Джорджо?

— Не думаю. Я был начеку. Ничего особенного не заметил.

— Теперь здесь тоже никого нет. Осталось еще сорок километров по прямой дороге. Нам надо проехать через рощу.

— Куда теперь едем? — спросил Галарса. Он хотел знать точно.

— В накладной груза сказано, что Покойницу следует доставить Джузеппине Аирольди на улицу Меркади, 23 в Милане. Сестра Джузеппина едет с нами там, сзади, и ее жильем является этот омнибус. Мы можем везти тело куда захотим.

Стоял жаркий субботний день. В Милане возле ворот Гарибальди прохаживались по узким улицам женщины в халатах и шлепанцах, у большинства на висках трепетали веерочки морщин. Неистово верещали птицы и набрасывались на омнибус с крон араукарий. В начале третьего часа омнибус остановился перед колоннами кладбища Мо-нументаль. Сквозь решетку были видны гробницы Фаме-дио[121] , в центре, среди черных ангелов со сломанными крыльями, вздыхала статуя Мандзоно.

По кипарисовой аллее они прошли до западной границы кладбища. Здесь уже не было мраморных памятников, чванливых готических башенок, не стало даже непритязательных распятий. На участке 41 уже были только плиты. Мадурини, еще в автобусе надевший сутану и епитрахиль, теперь монотонным голосом читал заупокойную молитву. Одна из монахинь размахивала кадилом. Персону с большим трудом опустили в цементированную яму ее ближайшей вечности. Пока могильщики воевали с гробом, Мадурини шепнул на ухо Галарсе:

— Вам надо плакать, Джорджо. Вы вдовец.

— Я не умею. Как-то так вдруг…

К соседнему надгробию была прислонена плита из серого мрамора, которую должны были установить на могиле. Галарса прочитал: «Мария Маджи де Маджистрис 1911-1941».

Все кончилось, подумал Галарса. Больше я Ее не увижу. Он почувствовал облегчение, почувствовал горе, и без всякого усилия к горлу подступили рыдания. Он не плакал с детских лет, и теперь, когда плач заполнил его глаза терпкой и скорбной жаждой, он показался Галарсе благословением Божьим.