Священный метод - [14]

– Вы меня вообще слушали?!

– Ну… да.

– Потому что Джессика портал раньше проходила, и никакой реакции не было, – объяснил Огден.

– Я его тоже проходила, – напомнила Берта.

– Тогда реакция была, но вместе с вами шли ваши эти… мужья… и Ри. Поэтому ни о каких чистых характеристиках говорить не приходится.

Берта согласно кивнула.

– Это верно, – протянула она задумчиво. – Действительно, не приходится. Вы это очень точно подметили.

– Договоришься, дрянь, – процедил Огден.

Берта улыбнулась.

Огден встал, подошел к двери, стукнул по косяку. Через несколько секунд залязгал открываемый замок.

– А не мог портал отреагировать на детей? – спросила невзначай Берта.

– Это уже проверено. – Огден снова сел за стол. – Нет, это не дети.

Берта кивнула.

– Значит, с детьми всё в порядке, – заключила она. – И на том спасибо.

Огден оскалился.

Берта снова улыбнулась.

– Aux armes, citoyens, formez vos bataillons, – тихонько пропела она.

Глаза у Огдена нехорошо сузились, он подался вперед – но в допросную уже входил конвоир, поэтому Огден так и остался сидеть: ударить Берту в присутствии постороннего человека он не решился.

– Marchons, marchons! Qu’un sang impur. Abreuve nos sillons! – пропела Берта, выходя из камеры в коридор.

* * *

Видеть весну было невозможно, потому что крошечное окошко камеры было забрано густой решеткой и находилось под самым потолком. Но весну можно было почувствовать. И сейчас Джессика, сидя на стуле, прикрыв глаза, сосредоточившись, как раз чувствовала именно весну – впервые за эти месяцы хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.

Сын был жив.

Она это знала, но так же, беспощадно и остро, ощущала, что ему трудно, неимоверно трудно. Сердце обмануть не могло, и в сердце сейчас сидела заноза – мыто справимся, но вот Ромка и Настя…

Джессика чувствовала – дети далеко. Очень далеко, в Москве их точно нет, сто процентов. След ощущения был настолько слабым, что порой плакать хотелось от отчаяния. Она понимала – это сделано специально, чтобы она поддалась, растерялась, чтобы растерялись и поддались они.

«Не сдавайся, – думала она. – Не сдавайся, мой мальчик. Борись. Ты очень сильный, ты такой же, как твой отец, помни про это. Ри никогда не сдавался, и ты сейчас не сдавайся, мы должны собраться и перетерпеть, сколько будет нужно. Ребята придут за нами. Папа придет за нами. Я верю в это, не могу не верить».

За дверью ходил охранник. Слышать его Джессика не могла, но ощущала запросто: движение холодной деловитой и какой-то равнодушной силы. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда.

Камера, в которую её посадили, считалась, как она поняла позже, изолированной и предназначалась именно для эмпатов. Эмпатам послабее, наверно, тут приходилось и впрямь тяжело, но Джессика разобралась со «стенками» за сутки и запросто сканировала пространство на полкилометра вокруг.

Тюрьма.

Как поняла Джессика, это была Краснопресненская тюрьма, которая находилась едва ли не в центре города. Пересылочная, кажется. В этот район они не заезжали ни разу, может быть, там бывали ребята или Берта, но этого Джессика точно не помнила.

Остальных она ощущала, но пробовать связаться с ними не рискнула. Пусть охранники и Огден думают, что «стены» её держат. Берта была не так далеко, один этаж вниз и направо, до конца коридора. Фэб находился в другом крыле большого здания, на нулевом этаже, практически под землей.

А вот детей куда-то увезли…

Если друзей Джессика ощущала хорошо, детей она не «видела».

…Как же плохо. Этот захват, это было чудовищно… Кир понял, что происходит, едва открылась дверь в подъезд, он успел крикнуть, чтобы они бежали в комнату, туда, где была пожарная лестница, чтобы спускались по ней, сам же он выскочил в коридор, навстречу им – дверь в квартиру уже открывалась. Драка получилась короткой, секунд пять, не больше: в Кира выстрелили, и его этим выстрелом впечатало в стену, и только через долгую тяжкую секунду Джессика поняла, что он жив, что это парализатор. Потом их волокли по лестнице наверх, потому что над домом висел бот в невидимом режиме, и Настя упиралась и рыдала, просила отпустить её к маме, домой…

«Бедная девочка, – подумала Джессика. – Вот уж кому, но ей это за что?! Она же совсем ни при чем, она просто зашла попрощаться со своим лучшим другом, с Ромой, потому что Рома сказал, что он навсегда уезжает…»

Конечно, Настя никогда до конца не верила в «Ромкины сказки», но сказки эти вдруг обернулись для неё жуткой былью, чудовищной былью, в которой её, просто за то, что она оказалась в этом месте в это время, били и тащили, как вещь, взрослые дядьки в незнакомой форме, и потом загрузили в какой-то странный корабль, и…

Всю дорогу Джессика пыталась как-то утешить или ободрить детей. И если с Ромкой удалось договориться очень быстро, то Настя проплакала несколько часов. Проплакала? О, нет. Настя рыдала, Настя пыталась бросаться на боевиков, Настя умоляла отпустить её домой…

А бот, на котором они шли, в это время проходил через портал Сети Ойтмана, а потом их погнали в Транспортную сеть, а потом, после еще двух пересадок, Джессика увидела на выходе из Транспортной сети знакомый до боли мир, их повезли по знакомой до боли желтой полосе, и они приехали к дому, и она даже успела краем глаза увидеть заброшенные могилы Фэба и Тиры…