Священный лес - [59]

— Вы пойдете туда? — спрашиваю я.

— Я настоящий тома, — отвечает Вуане, — я не могу жить вис моей страны. Я должен туда пойти.

— Если мужчина сделал что-то постыдное, — говорит Зэзэ, — ему лучше умереть на месте. Я пойду.

— Я сделаю все, чтобы помочь вам, — говорю я.

— Ты ничего не можешь, — отвечает Зэзэ, — это внутреннее дело тома. Вы ничего не делали силой. Вы не обманывали нас. Не надо жалеть о том, что сделано. Нас не в чем упрекнуть, и на суде сила будет на пашей стороне. Завтра деревня даст тебе носильщиков, и мы проводим тебя в Бофосу.

Мы молча разделили нашу трапезу. Все в Тувелеу знают, что произошло; несколько старух приносят орехи кола. Старейшины и старики садятся вокруг нас. За дверями хижины в ночной темноте блестят глаза женщин и детей. Они не хотят оставлять меня в одиночестве.

13

Сидя у стены, я смотрю на Зэзэ, Вэго и Вуане, уныло глядящих перед собой. Я хотел открыть тайны тома, надеялся найти в хранителях местного культа существа особого склада, но сегодня вечером, увидев их страх, поиял, что они просто люди.

Я приехал сюда в поисках логического объяснения, с потребностью дать всему наименование, все классифицировать. Я пытался узнать причины всего, но отдавая себе отчета, что тома устанавливают иные, чем мы, связи между явлениями. «Потому что это так», — отвечали они мне или давали объяснения, которые не могли меня удовлетворить. Я настаивал, часто даже подсказывал им возможные объяснения; они всегда в конечном счете выбирали одно из них либо потому, что оно казалось им более привлекательным, либо просто чтобы доставить мне удовольствие и избавиться от расспросов.

Я все время наталкивался на противоречия, которые они не считали противоречиями. Все эти духи леса, созданные, по признанию самих тома, людьми, все эти гри-гри, являющиеся объектом купли и продажи, эти маски, это пристрастие к тайне ради тайны — все это немного сбивало меня с толку, и я всюду видел только один обман.

Я требовал от тома нечеловеческой ясности и точности.

Предсказание молнии в Доэзии и раздвоение Вуане в Сагпау, необъяснимые каждое само по себе, сближаются с явлениями предчувствия и внушения, которые еще мало изучены, но бесспорно существуют. Я но был удивлен, что обнаружил их у людей, более подчиненных инстинкту, более внимательных, чем мы, к снам, к совпадениям, ко всем темным силам.

Подсознательно я ждал от них другого; поведение трех знахарей и людей из Согуру в этот вечер приоткрыло мне истину.

Первая проблема, на которой я споткнулся, это проблема происхождения человека. Тома никак не объясняют ее себе, так же как не пытаются представить себе посмертное существование, в которое они, однако, верят, — я убедился в этом из посещения пещеры, отведенной духам предков. Как мы могли констатировать, тома убеждены в существовании призраков и беспрестанно говорят о духах. Но что означают эти слова в их устах?

Я вспоминаю ворота у входа в лагерь инициаций в Ниогбозу и изображения духов под небольшим навесом. У нас должна быть прошлогодняя фотография. Лихорадочно я перерываю бумаги и вскоре нахожу ее. И тут же перед моими глазами вырисовывается космогония тома. Я не мог попять ее в то время, так как я не знал Окобюзоги, тайную маску и воплощение Афви.

Сейчас я без труда отождествляю его с большим Х-образным знаком, который закрывает его лицо и отличает от всех других воплощений. Слева от него сидят по порядку мужчина, женщина и животное. Они опираются на стену, по которой между схематическими рисунками ползет большая змея. Все теперь понятно, все так просто, как я и не мог предположить.

«Вначале, — говорил Зэзэ, — были вода, змея, Бели-масаи и Зази». Первоначально я склонялся к мысли, что это символы четырех стихий — земли, воды, огня и воздуха, но речь, видимо, идет о какой-то иной аналогичной структуре. Вода представляет то, что внизу, материю; громовой камень — небо, откуда пришли первые «снадобья»; змея — связь между ними, первое проявление жизни, предшествующее появлению человека.

Это наблюдение и наличие Окобюзоги раскрывают мне значение масок. Окобюзоги, тайное воплощение Афви, посвященное, как указывает его имя, великому блюстителю культа, герою и основателю деревни, символизирует оккультную власть. Чета Бакороги, мужчина и женщина, представляют человеческие существа с иерархией и разделением полов, лежащими в основе общества тома. Животный мир представлен в Ангбаи, «облаченном в шкуры», и уэнилегаги, «облаченном в перья».

Ланибои, как объяснил мне Вуане, занимает особое место. «Раньше все люди были большими, как ланибои».

Возможно, речь идет о представителе светской власти, о предке — военном вожде, вроде старого Крэана.

Я мог бы долго доискиваться происхождения масок; оно, как и происхождение человека, теряется во мгле времен, потому что сам Афви порожден единством всех тома. И не он сотворил их, а, как сказал Зэзэ, «мы, зоги, сделали все это». Эта фраза в ее буквальном значении довершила мое прозрение. Между тем Зэзэ имел в виду только маски, талисманы — внешние формы религии, предназначенные поддерживать традицию, стражем которой является он, зоги. Без этих символов, без этих обрядов исчезла бы традиция, а с нею и социальная структура, выражением которой она является. Тома думают, что без этих законов предков они не могли бы жить.