Священные камни Европы - [2]

Ненавидимый прокуратором город

Есть слова, сладкие, как мёд. Есть острые, как перец. Есть пресные, безвкусные. Слово «Иерусалим» — горькое. От века горечь на губах у тех, кто говорит: «Иерусалим». И никакие привкусы не могут заглушить этой горечи.

Горечь вавилонского пленения.

Горечь распятия Христа.

Горечь разрушения второго храма.

Горечь арабского завоевания.

Горечь утраты Святого Града крестоносцами.

Горечь арабо–израильских войн.

В сознании каждого, кто припадает к священным камням этого удивительного города пульсируют трагедии тысячелетий. Иерусалима без боли и слёз никогда не было и никогда не будет. Этот город не может радовать, он для этого не приспособлен. Зачем же мы едем сюда? Затем, чтобы ответить на этот вопрос.

***

Иерусалим — город ускользающий. Утром мы вышли из отеля и пошли в старый город, дважды выбрав не ту дорогу, хотя у нас была карта, а кроме того — моя жена прекрасно ориентируется на местности и ни разу не заблудилась ни в одном незнакомом городе, на что я возлагал особые надежды. Не помогло. Можно было злиться на то, что карта плохая, на то, что улицы какие–то перепутанные, на то, что мы сегодня встали не с той ноги, и я, конечно, злился, прибавляя к перечисленному всё новые и новые причины для дурного настроения. А потом понял — Господь пока не пускает нас к Своему Гробу. Надо менять планы, потому что они не совпадают с Божьей волей.

Мы выбрели на шоссе и со смотровой площади отчётливо увидели Елеонскую гору, Монте Оливети, теперь уже не сомневаясь, что нам надо туда. Монте Оливети — ключ к Иерусалиму. Сам Господь вошёл в город отсюда. И крестоносцы…

***

Перед решающим штурмом они пошли крестным ходом на Елеонскую гору. Безоружные, босые, в слезах, с молитвами, они брели на вершину горы, откуда Господь вознёсся на Небо. Сарацины со стен осыпали их изощрёнными оскорблениями, рыцари креста не обращали на это никакого внимания, они плакали о своих грехах и просили у Бога лишь одного — права послужить Ему. Тогда стены города находились от Монте Оливети на расстоянии полёта стрелы, попасть в человека с такого расстояния затруднительно, но всё–таки возможно. Некоторые пилигримы падали под сарацинскими стрелами, остальные словно не видели этого. Они молились. Сегодня они — смиренные богомольцы. Мечи заговорят завтра. Завтра будет 15 июля.

***

Мы шли к Елеонской горе Кедронской долиной. Здесь так замечательно… Каменные террасы, оливы, небольшие кипарисы, старое кладбище. И лай собак. Жена сказала, что собаки просто с нами здороваются, я отнюдь не был уверен в том, что они такие уж приветливые, но отступать мы сегодня уже не были намерены, впрочем, вполне допуская, что идём в тупик.

Мы не ошиблись на счёт тупика, путь нам преграждали запертые ворота. Однако неподалёку работал мотыгой дружелюбный мужчина — единственный человек, которого мы здесь встретили. Мы объяснились с ним знаками, и он открыл для нас ворота.

В Кедронскую долину экскурсий не водят. А мы здесь были. Это посещение было, как снисходительная улыбка Отца, который смотрит на своих неразумных детей. Кедронская долина — одно из самых милых наших приключений в Иерусалиме. Можно, конечно, спросить, неужели мы приехали сюда за приключениями? А не скажите. И за приключениями — тоже.

***

На вершине Елеонской горы мы поняли, что способность Иерусалима к ускользанию ещё только начинает проявляться. Здесь ни до куда нельзя так просто дойти. Видишь крест на куполе, идёшь по улице, которая ведёт к храму, но улица поворачивает в сторону, крест исчезает из вида, потом ещё пару раз по необходимости сворачиваешь и вскоре уже не знаешь, где ты, а где храм. Так мы искали русский Вознесенский монастырь на вершине. Можно ли заблудиться на таком маленьком пространстве? Здесь можно. Видя нашу растерянность, очередной дружелюбный мужчина показал нам дорогу, даже не спросив у нас, что именно мы ищем. Что здесь можно искать, кроме храма?

***

На следующий день, когда мы предприняли второй прорыв к храму Гроба Господня, началось нечто уже совсем несусветное. Мы прошли до конца Виа Долороса, в конце которой и должен быть храм. Он был здесь, рядом, в этом не было сомнений, только надо куда–то свернуть, но куда? Вариантов — более, чем достаточно. Короче, дойдя почти до самых дверей храма, мы плутали ещё больше часа, прежде, чем вошли в него. Один раз нам «помогли», проходивший мимо мужчина жестом предложил следовать за ним. Он вывел нас к… Яффским воротам. Оказывается, здесь далеко не всегда люди понимают друг друга без слов. Здесь можно хотеть разного. Он полагал, что мы не знаем, как выбраться, а мы не знали, как «забраться».

От Яффских ворот нас в очередной раз сориентировали, на сей раз более успешно. Мы нашли, наконец, очень узкий и совершенно неприметный проход во двор храма. Я опять злился: почему бы здесь не сделать указатель? Потом понял: в Иерусалиме столько всего, что если делать указатели, на каждом углу их будет от земли до крыши. Люди хотят разного.

Особенность храма Гроба Господня в том, что к нему можно подойти только с одного направления, найти которое, не зная местных лабиринтов, далеко не всегда удаётся сразу. Это надо запомнить: к самому главному можно подойти только с одного направления.