Священное сечение - [12]

Коста посмотрел на мертвого фотографа. В открытом рту Сандри запеклась черная в лунном свете кровь. На куртке на груди и возле живота сияли два ярко-красных пятна. Коста вспомнил любопытную позу, которую принял бандит, стреляя по ним. В ней определенно заключался какой-то смысл. Когда пройдет первый шок от случившегося и начнется настоящее расследование, надо будет обратить на это особое внимание.

Перони прикоснулся к неподвижной руке Сандри.

— Я говорил ему, Ник. Я сказал: «Мауро, ты не умрешь. Я обещаю. Ты дождешься прибытия медиков. И однажды ты опять начнешь делать снимки. Вот тогда можешь снимать меня где и как хочешь, сколько твоей душе угодно». О черт!

— Мы поймаем ублюдка, — проговорил Коста тихо. — А где Фальконе?

— Внутри, — со злобой в голосе ответил Перони. — Наверное, наслаждается видом.

На дальних стенах площади замелькали отражения синих огней. Кошачий вой сирен стал таким громким, что в квартирах зданий на близлежащих улицах зажегся свет. Коста встал. С Перони бесполезно разговаривать, когда он в таком настроении. Надо подождать, пока минует буря.

Коста прошел через двери по направлению к белому потоку, который все кружился, спускаясь из широкого круглого отверстия в вершине купола.

Сторож сидел в своей каморке у входа, опустив красное лицо на грудь и пытаясь изо всех сил не вмешиваться в происходящее. Лео Фальконе стоял возле снежного конуса, а тот все рос, питаемый снежной массой, валящей с неба. Коста вспомнил, как они изучали Пантеон в школе на уроке искусств. Здесь, в центре зала, лежала фокальная точка здания, ось, вокруг которой все и организовывалось с точностью древней симметрии — и огромное полушарие, и монументальный кирпичный цилиндр, привязывающий воображаемый космос к земле.

— Фотограф мертв, — доложил Коста, стараясь выразить голосом упрек.

— Я знаю, — холодно отреагировал Фальконе. — Мы находимся на месте преступления. Можешь предположить, куда скрылся убийца?

— Нет.

Каменное лицо Фальконе говорило само за себя.

— Прошу прощения, — добавил Коста. — Мы пришли сюда, полагая, что в Пантеон проникли бродяги в поисках тепла. Сработала сигнализация.

— Знаю, — сосредоточенно проговорил инспектор. Он подошел к головной части воронки, где она почти соприкасалась с апсидой и алтарем, указывая точно на юг, прямо напротив входа в галерею и открытых бронзовых дверей. Коста последовал за ним. Фальконе нагнулся и пальцем в перчатке показал на кромку свежего снега.

У Косты захватило дух, когда он понял, что к чему. Тонкая окрашенная линия шла из внутренней части воронки до кромки снежинок, превращающихся в воду на мраморе и порфире. Пятно все бледнело, приближаясь к кромке, однако ошибки быть не могло. Ник Коста знал цвет крови.

— Мне уже приходилось таким заниматься, — проговорил Фальконе, вынимая из пальто носовой платок. — Проклятый снег!

Медленно и осторожно, легкими прикосновениями инспектор начал расчищать воронку.

Коста отошел назад и наблюдал, желая очутиться сейчас в другом месте. Из-под мягкой снежной простыни показалась голова женщины. Красивая, с большим чувственным ртом, широко открытыми темно-зелеными глазами. Умное и открытое лицо выражало крайнюю степень удивления, граничащего с возмущением.

Фальконе быстро прикоснулся к ее длинным темным волосам, затем повернулся и посмотрел на падающий снег, который вновь начинал засыпать женщину.

— Ничего здесь не трогай, — велел Фальконе.

— Есть, — прошептал Коста — у него закружилась голова.

— Ну так что же? — Фальконе будто и не был удивлен увиденным. Все как бы в порядке вещей, такое случается каждый день, и опытный инспектор ко всему привык.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Коста.

— Как насчет того, чтобы присесть вон там, на стуле, и записать все, что ты можешь припомнить? Ты же теперь свидетель, Коста. Задай себе несколько вопросов. И не отмахивайся от неприятных ответов.

Giovedi [2]

Фальконе делал все строго по правилам. Он опечатал Пантеон и прилегающие постройки. Связался с офицерами, которые имелись в его распоряжении, и сколотил отличную следственную команду. Прибывших из морга специалистов возглавляла, как он и надеялся, Тереза Лупо — ее вытащили из постели, и она, узнав, в чем дело, была рада представившемуся случаю. Фальконе сам наблюдал за первоначальным осмотром внутреннего помещения Пантеона, набирая сведения для установления личности мертвой женщины и располагая события в нужном порядке, дабы впоследствии проинформировать американское посольство и родственников Мауро Сандри. Наконец, наряду с другими менее важными запросами он приказал произвести изъятие всех пленок камер слежения со съемками окрестностей, включая и сам Пантеон.

Удостоверившись, что место преступления надежно законсервировано и готово к более тщательному осмотру при свете дня, Фальконе прошел сквозь непрекращающийся буран к пустой полицейской машине, стоящей возле замерзшего фонтана. Испытывая смертельную усталость, откинул сиденье и попытался заснуть. Впереди длинный день. Нужно отдохнуть и набраться энергии. Однако сон не шел, так как одна мысль не давала покоя. Подойдя к галерее Пантеона, Фальконе уже собирался подняться на ступени, где стоял Мауро Сандри. Его остановил телефонный звонок, за которым последовали занудные пьяные разглагольствования Филиппо Виале. Они начались, еще когда он только вошел на площадь, и с тех пор не прекращались, постоянно возвращаясь к одному и тому же вопросу.