Священное ремесло. Философские портреты - [109]

. «Мир» и «земля» указывают на какие-то определенные свойства бытия, которое остается при этом неопределимым. На более сухом языке их можно назвать известными элементами неизвестной системы, которая по сути своей не доступна знанию. Ведь о бытии, как о таковом ничего нельзя знать в точном смысле слова, но многое можно знать о «мире», в котором Бытие открывает себя человеку, и о «земле», несущей этот «мир» в себе. «Мир – это не простое накопление счетных и несчетных, знакомых и незнакомых вещей, это не воображаемая рамка, добавляемая к сумме всего наличествующего… Мир никогда не бывает предметом, но мир есть та беспредметность, доколе круговращение рождения и смерти, благословения и проклятия отторгают нас вовнутрь бытия и удерживают в нашей отторженности»[185]. Будем считать «миром» и то единство, ту слаженность духа и формы, в которых бытие раскрывает себя в человеческом существовании. «Мир» заключает в себе имена, значения, образцы всех вещей, окружающих человека, – все то, что становится истиной в художественном творении. Истина творения наполняется «миром» – его отображениями, связями, смыслами. Но «мир» вырастает из «земли» и уходит в нее. «Земля» – это материальный состав «мира», это краски, звуки, очертания того, «куда возвращается и в чем устанавливается творение и что выходит наружу и на свет»[186]. Истина возвращает «миру» его собственный облик, делает его несокрытым, но и скрывается в нем.

История философии знала немало знаковых сочетаний «мира» и «земли», среди которых ближе всего к хайдеггеровскому образу мышления стоит, пожалуй, диалектика формы и материи у Аристотеля. Более того, «мир», в котором бытие обретает свое лицо и свой язык (логос), может быть, при известных оговорках, приравнен к тому, что традиционно понимается как «дух», «земля» же, которая наполняет «мир» своей плотью, может быть уподоблена материи. В европейской метафизике «дух» всегда был в той или иной степени причастен божеству, «мир» у Хайдеггера сохраняет эту причастность. Но Бог у него неотделим от истины бытия и только в качестве истины бытия Бог принадлежит мышлению, памяти или художественному творению. «Творение, которое выставляет свой мир и удерживает его в его виде, допускает и бытийно присутствие Бога»[187]. «И такой вид… до тех пор остается разверзстым, пока творение остается творением и пока Бог не оставил его»[188]. «Или, если суждена за-бытость Бога, отсутствие Бога, то и это способ, коим мирствует мир»[189]. Однако у Хайдеггера нет Бога, как высочайшего лица или запредельного сущего, но есть присутствие или отсутствие Бога в качестве двух разных моментов в судьбе бытия. Бог в его мышлении, как и бытие, не может быть какой-либо ценностью, даже самой высокой, поскольку понятие ценности уже несет в себе некоторую опредмеченность того, что никогда не бывает предметом. «Бог» и «бытие» могут мыслиться нами лишь в чистом беспредметном присутствии, своего рода присутствии an-sich.

Когда говорят об атеизме или, напротив, об особой теологии у Хайдеггера, то чаще всего упускают из виду основное свойство его философского метода – мыслить, исходя из немыслимого, ставшего понятием. Такое мышление, это следует подчеркнуть еще раз, не может привести к какой-либо осмысленной верховной сущности, не может дать знания, поскольку оно отказывается оперировать предметом знания. Оно лишь оговаривает любое возможное знание рядом условий[190]. Так, в отношении Бога можно говорить о его присутствии или отсутствии, поскольку то, что мы скажем (если скажем в соответствии с истиной высказываемого), станет «сказанием» (Sage) самого бытия. В «сказании» будут запечатлены признаки бытийности истины-памятности-забвенности, удивленности-бывалости, свечения-темноты, несокрытого-сокрытого. Но там не будет сказано ни об одной «вещи» в Боге, ни об одном Его свойстве, имени, может быть, только о Его близости к нам, или удаленности от нас. Для Хайдеггера это скорее крайняя удаленность, потому что его Бог – лишь отсвет, какая-то невидимая, неосязаемая грань истины бытия. Стоит лишь «сказанию», из которого говорит истина бытия высказываемой вещи, отвлечься от бытийной сущности вещи и обратиться к ее предметной значимости, к ее явлению для нас, т. е. Откровению, стоит «сказанию» истины стать знанием об истине, такое знание тотчас теряет связь со своим истоком – истиной бытия. Поэтому всякое знание, всякая осмысленная определенность в отношении Бога для Хайдеггера уже отворачивается от соприкосновения с бытием, имеющим признаки присутствия Бога. Отсутствие или присутствие Бога есть иная словесная форма того спора, который ведут между собой сокрытое и несокрытое, мир и земля в истине бытия каждой вещи. Бытие вещи Хайдеггер называет единством и спором четырех элементов: «Неба и Земли, Божественного и Смертного»[191].

Элементы (основы или стихии) скрыты и замкнуты в бытии вещи до тех пор, пока вещь не будет раскована в истине бытия. Ибо художественное творение освобождает вещь от ее скованности. Поэтому создание творений – «учреждение спора» – есть в то же время освобождение истины. «Собственно освобождение есть оспаривающее обращение к тому, что являет себя в своем виде и в этом явлении есть несокрытейшее»