Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V - [111]

Он использовал печать, чтобы познакомить с программой, которая, думал он, могла понравиться только немцам, какое бы место в обществе они ни занимали. «Сновидение Ганса Германсгрюна», появившееся до весны 1495 г., представляет собой перечисление целей, которых правитель намеревался достичь. Это произведение было написано приближенными короля римлян, которые, без сомнения, верно доносили его мысли. Чтобы тронуть сердца читателей, они напоминали о прошлом величие империи, о славе, осиявшей ее во времена правления Карла Великого, Оттона Великого и Фридриха II, но они подчеркивали также серьезность угроз, нависших над империей, ослабленной нападениями турок и французов, и сожалели, что внутри ее границ царит беспорядок. Пришло время вручить его главе армию и деньги, в которых он нуждался, чтобы исправить тревожное положение. Должны создаваться налоговые учреждения, реорганизовываться армия, унифицироваться законодательство, сдерживаться амбиции князей.

Все это Максимилиан попытался осуществить, не спрашивая согласия сословий, пользуясь тем, что он свободен в своих решениях на территории своих земель. Для управления наследственными государствами у него был Hofrat, совет придворных; почему ему было бы не передать членам этой службы дела, которые касались империи? Хофканцлеру не запрещалось заводить дела, касавшиеся внешних проблем Эрбланда. Все эти слуги были доверенными лицами в делах то Максимилиана императора, то Максимилиана эрцгерцога. Раздвоение этих служб требовало увеличения количества служащих и, одновременно, увеличения расходов; кроме того, поскольку правитель был постоянно в разъездах, не стоило еще более отягощать бремя забот и усложнять работу каптернамусов. Таким образом, понемногу, правительство наследственных государств слилось с правительством империи, и в 1498 г. король римлян полагал, что он практически достиг своей цели: «Мне остается только возвести крышу здания». Но когда он произносил эти оптимистичные слова, он уже мог видеть, что князья не позволят действовать, не считаясь со своими условиями. То, что он вначале думал осуществить самостоятельно, он был вынужден сделать предметом хитроумных сделок, можно сказать торга, с сословиями.

Реформа, к которой князья никогда не проявляли большого интереса, показалась им очень важной, как только они взяли на себя часть власти Габсбургов, значительно увеличенную бургундским наследством. По сравнению с Австрийским домом, их владения значительно уступали в размерах. Если бы Максимилиан сумел воплотить сон Ганса Германсгрюна в действительность, что бы им еще оставалось? Им достались бы только торжественные роли; они были бы принцами на французский манер, слугами, придворными. Без сомнения, Золотая булла им гарантировала право избирать короля римлян, но могли бы они им воспользоваться, чтобы назначать правителя не из рода Габсбургов? Это было бы не разумно; Австрийский дом отныне надолго вошел в дипломатические игры Европы; забрать у него корону означало бы опасно ослабить ее, поскольку она защищала интересы Германии, так же как и свои. Но если бы по этой причине фактическая наследственность была неизбежна, что нужно было делать, чтобы не допустить авторитарного правления? Существовал только один способ помешать этому — внешняя политика Максимилиана требовала больше ресурсов, чем могли ему дать наследственные государства; ему нужна была финансовая помощь; взамен займов, которые он потребовал бы, его могли вынудить давать гарантии господства, которое из-за этих предосторожностей превратилось бы в невыносимое господство. Все князья не принимали это в расчет, когда они рекомендовали кардинально реформировать императорские учреждения, графы и бароны, будучи недостаточно сильными, чтобы создать в своих землях структуры, способные поддерживать их безопасность, а также духовные лица, оказавшиеся в подобном положении, полагали, что реформа империи будет способствовать поддержанию порядка и справедливости, которые так трудно сохранить в маленьких княжествах. В свою очередь города, столь долго жаловавшиеся на Fehde, вынуждены были бы присоединиться к лагерю реформаторов, но проявляли себя при этом весьма скромно, так как знали, что реформы стоят дорого и что им придется вероятнее всего оплачивать большую часть расходов.

Стремления одних и мнение других, без сомнения, помешали бы зарождению и росту реформаторского движения, если бы Бертольд фон Хеннеберг, выборщик Майнца, не смог создать объединение, чьи цели были ясны. Этот прелат был выдающейся личностью: университет дал ему теоретические знания, довольно длительное пребывание в Курии принесло опыт, который постоянно обогащался управлением епархией и электоратом. Ему нравилось разъяснять свои идеи, превращаясь в «школьного учителя». Однако ему удавалось это делать без педантизма и столь приятно, что иногда его называли «соловьем» дебатов. Наконец, вдохновленный идеями Николая Кузанского, он интересовался только тем, что могло быть осуществлено на практике. Важнейшей деталью его плана был съезд, который он превратил в Рейхстаг, поскольку различие между Рейхом и Кайзером, империей и императором имело для него существенное значение. Внутри Рейхстага выборные представители сословий,