Священная ложь - [41]

Каждый день меня ждет одно и то же. Одни и те же коридоры, блюда в столовой… Одни и те же мысли. Я думаю о людях, которых видела из окошка в больнице. Те брели сквозь снежные сугробы высотой по пояс, по самый нос закутавшись в шарфы, но при этом бесстрашно сверкали глазами. Они совершенно ничего не боялись. Я удивлялась еще, как так можно. Разве не должны они с опаской глядеть сквозь свои стеклянные окна на горы, подползающие к самым домам; разве не должны в ужасе запирать замки и двери?

И как мне стать такой же отважной?

За тюрьмой раскинулся город, о котором я давно мечтала. Я чувствую его даже сквозь бетонные стены. Только теперь он почему-то совершенно меня не манит. «Где-то там, – напоминаю я себе, – старик выбирает буханку хлеба». И женщина в коралловой блузке едет на работу. Эта женщина мне нравится, я мечтаю стать такой же, как она: окончить колледж и днями напролет стучать по серой клавиатуре за компьютером в офисе вроде того, где работала мать. Правда, компьютеры теперь выглядят иначе, не так, как в моих мечтах, а гул городского автобуса вызывает у меня волну ледяных мурашек. Мир совсем не такой, каким я его себе представляла.

* * *

Энджел в конце дня возвращается в камеру с охапкой исписанных листов бумаги, бесцеремонно запихивает их в папку, швыряет ее на пол, берет книгу и забирается на свою койку. Однако, уже поставив ногу на матрас, вдруг замирает и глядит на меня сверху вниз.

– Ты чего такая кислая? – спрашивает она.

– Доктор Уилсон не приходит. Вторую неделю.

– Вот и славно. Может, больше не придет.

В груди вдруг болезненно колет.

– Он обещал, – говорю я. – У меня в августе, когда исполнится восемнадцать, будет комиссия по условно-досрочному освобождению. И мне позарез нужны его рекомендации.

– Ты же не всерьез рассчитываешь, что тебя освободят? – удивляется Энджел.

Я поднимаю голову.

– А что?

– Просто я реалистка, – говорит она, и я пытаюсь взглянуть на ситуацию ее глазами.

Я чуть было не убила Филипа. Как теперь мне оправдаться перед комиссией? Что сказать в свою защиту?

– Ты когда-нибудь была на слушаниях? – спрашиваю я.

– Один раз.

– И что там?

– Скукота. Они часов пять болтают, прежде чем вообще открыть твое дело. А когда тебе дают слово, все уже давно решено. Задают пару вопросов, ты думаешь, это что-то изменит… только на самом деле бесполезно. Потом они немного совещаются и говорят, что в условно-досрочном отказано.

– А если за тебя вступится кто-нибудь из персонала?

– Понятия не имею. Я о таком не слышала. Обычно на нас всем плевать. Мы для них лишь овцы. Скот, чтобы гонять из клетки в клетку.

На ум приходит мисс Бейли, и Бенни, и доктор Уилсон, и я хочу возразить. А потом задумываюсь: действительно ли им есть до меня дело?

– А как же Бенни? – спрашиваю я. – Вы двое, кажется, весьма близки…

– Бенни могла бы выступить в мою защиту, если б я попросила. Но мне все равно откажут. Некоторые дела – вроде моего или твоего – слишком очевидны. Как ни выслуживайся, ни цитируй теперь Библию, мнение о тебе уже сложилось.

Кивнув, я пристраиваю подбородок на колено.

– Минноу, – торжественно объявляет Энджел, – пожалуйста, не надейся зря, шансов никаких. Ты поедешь в Биллингс, а через год и я.

Некоторые девочки нарочно говорят про Биллингс, пытаясь напугать нас историями про маньячек и наркоманок, которые зарежут за любой косой взгляд. А вот те, кому сидеть долго, шепчутся, будто там лучше, и находят разные причины не верить слухам. Говорят, что заключенные там носят настоящую одежду – бордовые футболки и штаны, а не опостылевшие комбинезоны. Говорят, если хорошо себя вести, могут дать бездомную собаку на воспитание. А в охране даже служат мужчины.

– Жду не дождусь, – бормочу я, когда звонок зовет нас на ужин.

* * *

Когда мы приходим в столовую, там стоит миссис Нью с высокой худой женщиной в сером костюме.

– Смотрительница, – шепчут вокруг.

Женщина в сером глядит на девочек так, будто наблюдает за нами с вершины сторожевой вышки с винтовкой в руках. Короткие волосы у нее стянуты в хвост, пучки крашеных светлых прядей неестественно расходятся веером от линии лба. Кожа на лице мучнистая и очень бледная.

Никто не знает, как ее зовут, и показывается она только в тех случаях, когда дело совсем дрянь.

– В прошлый раз, – бормочет Энджел, усаживаясь со мной за стол, – она пришла объявить, что отдых отменяется, потому что какая-то девчонка повесилась на веревке для тетербола[14].

– А перед этим, – подхватывает Рашида, – когда та дурочка, Роксана, пыталась сбежать, ухватившись за днище автобуса, и ее размазало по всей парковке.

– Да, мы видели из кабинета биологии, – кивает ее соседка. – Весь двор в кишках был.

Смотрительница подходит к встроенному микрофону и громко откашливается. В столовой моментально воцаряется тишина.

– Добрый вечер, – отрывисто произносит она.

– Добрый вечер, – хором отзываемся мы.

– У меня для вас замечательные новости. Программа «Мост», закрытая два года назад, вновь объявляет набор и готова принять ваши заявки.

Среди девочек поднимается оживленный гул.

– Конкуренция будет крайне высокой, – продолжает смотрительница. – Сегодня подобное заявление сделают коменданты в каждом исправительном учреждении для несовершеннолетних по всему штату. Тем не менее я рекомендую вам рискнуть и подать заявку. Миссис Нью раздаст формы учителям.