Священная - [83]

И от этих слов все внутри меня превращается в камень.

– Кристиан…

– Все в порядке, Клара.

Он съезжает на обочину и заглушает машину. А затем открывает свою дверь, выбирается наружу и поворачивается ко мне.

– Доверься мне.

Он протягивает мне руку.

Мне кажется, будто время замедлилось, пока я опускаю ладонь в его руку и позволяю ему вытащить меня из машины с водительской стороны.

Здесь очень красиво. Зеленые деревья, трепещущие сосны и великолепный вид на горы.

Я ожидала чего-то более мрачного.

Кристиан уводит меня с дороги в лес. Мы обходим могилы, большинство из которых больше напоминают куски мрамора с именами и датами. А затем мы подходим к лестнице, бетонным ступенькам посреди леса, с длинными, выкрашенными в черный цвет металлическими перилами с одной стороны. Мое сердце подпрыгивает к горлу, а перед глазами все туманится. Это же я чувствовала в прошлом году, когда у меня впервые появилось видение. Я так сильно прикусываю губу, что ощущаю привкус крови. Но в этот раз я не переношусь в день похорон мамы, а остаюсь здесь. С Кристианом.

– Сюда, – говорит он и слегка дергает меня за руку.

На этот раз мы не поднимаемся вверх по склону, не идем к вырытой могиле, в которую опустят маму, а проходим к маленькой белой мраморной скамейке в окружении двух осин, рядом с которыми растет единственная, идеальная белая роза.

Увидев цветок, Кристиан сдавленно смеется, а затем отпускает мою руку.

– Кажется, ты говорил, что этот куст розы никогда не цветет, – напоминаю я, глядя на надпись на скамейке: «Любящая мать, преданная сестра, верная подруга».

Радом в земле виднеется табличка – простой белый прямоугольник с именем: «Бонни Элизабет Прескотт», а ниже изображена роза. Никаких дат рождения или смерти, что неудивительно, ведь даже если Элизабет не дожила до преклонного ангельского возраста, ее дата рождения все равно вызвала бы недоумение.

– Она и не цветет, – отвечает Кристиан. – Сегодня это случилось впервые.

Он делает глубокий вдох и осторожно дотрагивается до белых лепестков, а потом смотрит на меня. В этот момент на его лице отражается столько эмоций, что я инстинктивно пытаюсь отгородиться от его чувств. Он знает что-то, что давно хочет мне сказать, нет, ему нужно сказать мне это.

– У моей матери были красивые волосы, – говорит он.

Что ж, я ожидала чего-то другого.

– Она была платиновой блондинкой. Я часто смотрел, как она расчесывает волосы. Она садилась за туалетный столик в спальне и расчесывала их до блеска. А еще у мамы были зеленые глаза. И она любила петь. Она все время пела. Казалось, она просто не могла ничего с собой поделать.

Кристиан опускается на скамейку. Я замираю рядом, наблюдая, как он погружается в воспоминания.

– Я думаю о ней каждый день, – говорит он. – И скучаю по ней. Каждый. Божий. День.

– Я знаю.

Он смотрит на меня с серьезным выражением в глазах.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я буду рядом. Когда это случится с тобой. Если ты позволишь, я буду рядом с тобой каждую минуту. Обещаю тебе.

В последнее время мне часто дают обещания. Я киваю. А затем опускаюсь на скамейку рядом с Кристианом и смотрю на горы, едва различая белую вершину Гранд-Титон. Легкий ветерок теребит мои волосы, сдувая их на плечо Кристиана.

Это самое красивое место для кладбища. Здесь так спокойно, никакой суеты и забот, но ты не чувствуешь отстраненности. Потому что отсюда прекрасно видно город. Словно те, кто похоронен здесь, присматривают за нами. Кажется, это идеальное место для последнего пристанища тела мамы. И впервые за все это время мне удается вырваться из повторяющегося кошмара и представить, что произойдет после маминой смерти. После похорон, погребения и всего того, что будет в видении. Сейчас мне кажется правильным, что мы оставим ее здесь. Что ее тело будет лежать в таком прекрасном месте рядом с матерью Кристиана. А я, как и он, буду приходить сюда время от времени и приносить цветы.

Кристиан снова берет меня за руку.

– Ты плачешь.

Я подношу вторую руку к щеке и понимаю, что он прав.

Но, думаю, в этих слезах нет и капли грусти. Скорее уж они полны смирения.

– Спасибо, что привел меня сюда, – говорю я.

– Клара, мне нужно кое-что тебе рассказать.

Он встает, но не отпускает моей руки, а замирает прямо передо мной. Послеполуденное солнце сияет в его волосах, окутывая ореолом. Мне приходится прищуриваться, чтобы смотреть ему в глаза.

– Твой папа ангел, а мама – Димидиус, – говорит он. Это означает, что ты Триплар.

– Откуда ты знаешь это название? – выдыхаю я.

Мне казалось, что это какой-то секрет.

– Мне рассказал дядя. Когда мне было десять лет, он усадил меня перед собой и поведал все о Трипларах, о том, как редко они появляются – по его словам, на земле могут одновременно жить лишь семь из них, – и как они сильны. И что их следует защищать любой ценой.

Может, именно поэтому Кристиан стремится защищать меня? Вот что на самом деле означали его слова: «Если ты позволишь, я буду рядом с тобой каждую минуту»? Может, его предназначение – стать моим телохранителем?

– Я уже несколько месяцев хочу сказать тебе это, – продолжает он. – Иногда мне казалось, что это вырвется из меня, как пришелец в фильме «Чужой».