Своя радуга - [2]

А оставшиеся в родных местах словене еще долго будут страдать от обров, до 796го года, когда Карл, внук молота, вождь франков, в ходе двух компаний, в союзе со словенами, сломает обрам хребет так, что они уже никогда не оправятся. Вскоре после этого, Карл в 800м году будет провозглашен императором западной части Римской Империи. Так же как имя древнего римского полководца "Кесариус", благодаря славе его носителя превратилось в титул, так же и имя "Карл" для многих племен словен станет нарицательным для королевского достоинства. Болгары и сербы станут произносить его как 'краль', чехи – 'крал', поляки – 'крол', русские – 'король'. До сих пор видя красивую гордую девушку, можно услышать, – вишь ты, какая краля пошла… На Руси, впрочем, зная достоинство слова "король", своего главу будут называть на тюркский манер – каганом, ибо контактов с востоком у словен было не меньше чем с западом. Потом назовут, – 'великим князем'. Потом, – соразмерно величию державы, – приспособив Кесариуса, (уже звучавшего на поздней неклассической латыни как Цезариус), под свой язык и на свой лад, назовут – 'царь'.

Кто из словен был прав, уходя в далекие земли, или оставаясь перед врагом? Сложно о том судить. Но все они вместе, разностью своего выбора, одни погибнув, другие выжив, дали молодому ростку вырасти в могучее славянское дерево давшее в современности плоды многими народами. Будут меняться времена. Но одно будет оставаться неизменным. В любое время, когда славяне забудут о единстве, к ним будут приходить, чтобы напомнить закон, старый как мир, старый как степь, суровый как сталь. Это будет неизменным, какими бы словами не прикрывали свои действия приходящие разноплеменные захватчики-удальцы: – "единый закон в державе от моря до моря", "обращение еретиков в истинную католическую веру", "завоевание необходимого жизненного пространства", "торжество демократии"… Пыль слов. Под которыми всегда скрывается одна и та же суть – слабый должен отдать сильному все. Свою землю, свои дома, своих женщин, детей. Позднее к списку долга слабого сильному добавят и саму душу, если понимать под ней не некую тонкую сбстанцию а образ мыслей и жизненных понятий человека. Потому что известно, – кто отдал душу, тот и все остальное легко отдаст в довесок.

Все это будет. А пока было поле. Тишину его уже нарушали новые хозяева. Вечерело, и кружили над полем на черных крыльях вороны. Хрипло кракали, приземлялись, и подпрыгивающей своей походкой осторожно подкрадывались к лежавшим вповалку телам сытно пахнущим кровью. Вот один ворон приметил себе доброго молодца. Сел от него на осторожном расстоянии, запахнул за спину угольные крылья, быстро, по птичьи, несколько раз дернул головой. Не поднимется ли человек лежащий в канаве? Блестит ворон глазами-бусинами. делает ближе шажок. Не махнет ли человек рукой рукой? Может он просто в забытьи? Ну-ка, каркнем погромче. Нет, не шелохнется. Вот еще шажок. Вот уже и вцепившаяся в землю в последней судороге рука, – аккуратно клюнуть её, да быть готовым отпрыгнуть в любой момент. Нет, не шелохнулся человек. Добыча! Можно начинать долбить всласть.

…Неслышно плывущий в нескольких метрах над землей матовый шар, подобрался поближе к ворону, и выпустил в его сторону тонкий невидимый глазом короткий луч. Крылатого похонронщика пронзила резкая боль, будто его разом окунули в кипяток. Ворон подскочил и панически каркая суматошно взвился в воздух. Его испуганный грай встревожил остальных, и поле всколыхнулось шумом черных крыльев. Летучий шар тоже искал добычу, и делиться ей он не собирался. Особь лежавшая на траве подходила по всем параметрам. Шар опустился ближе над телом человека. Обшарил бестелесными силовыми щупальцами его тело, подплыл поближе к искаженному мукой лицу с закрытыми глазами. Вдруг от шара отделилась маленькая светящаяся зеленоватым цветом звездочка, повисела секунду над лицом человека, и неторопливо скользнула тому в приоткрытый рот. Еще какое-то время зеленоватый цвет виднелся из-за неплотно сомкнутых зубов мертвеца, а потом пропал.

…Парня звали Сбыславом. Или укороченно – Сбышко. А еще звали Дманей, или Дманькой. Прозывали его так потому, что работал он в подмастерьях у единственного на округу железнокузнеца, и частенько приходилось ему "дмать" – качать меха у печи-домны, подгоняя внутрь воздух, который вкупе с огнем творил внутри таинство чуда рождения на свет чистого железа. Работа с мехами ответственная, не каждый на неё годится. Надеялся парень, со временем и сам стать кузнецом. Надеялся парень, что будет у них с Малушей добрая и ладная семья. Да много на что он надеялся, пока не пришли обры. Взял он тогда в правую руку копье, в левую взял плетеный из веток щит – вот и вся его военная сряда. Даром что был он помощник кузнеца, а никакого доспеха у него не было. Не те железные вещи ковал кузнец, не те до этой поры инструменты были нужны людям. Кузнец делал мирное железо, а теперь уже времени перековывать не было…

Шел Дманя вместе со всеми за вождем. Держался своего мастера-кузнеца, как тот и велел. По правую руку от него и встал на поле. Ушла у Сбышко душа в пятки, как увидел он конную армаду обров. Вроде как немного ободрился, когда крикнули мужи-езеряне все вместе разом боевой клич. Да опять обвалилась душа, как запели вражьи стрелы и застучало по щиту, и пронзая его прутья вдруг возникли на внутренней стороне щита острия застрявших стрел, и застонали рядом раненые. А уж совсем душа обвалилась, как стронули обры с мест коней. Сперва медленно, будто и неторопливо, а потом все быстрее, и быстрей. И летели, в глухом топоте кони, от которых под ногами Сбышко задрожала земля. И сам он задрожал. А обры были все ближе, и видны были уже их раскосые глаза, и искаженные злым победным азартом лица, и блеск их оружия. "Затопчут!" – Подумал Дманя, судорожно сжимая копьецо.