Своя правда - [47]

«Был!»

Настя кивнула, помогая воображаемому пальцу согнуться, после чего продолжила:

«Беспомощ… Безвольное состояние было?»

«Было.»

Она загнула второй воображаемый палец и, чтобы не упустить стройную цепь рассуждений, поспешила продолжить:

«Они им воспользовались?».

Настины губы растянулись в еле заметной улыбке.

«Еще как воспользовались!»

Шепотом сквозь сдавленный смех на этот раз вслух проговорила она.

Настя вынула из ушей наушники, переложила ноутбук на кровать и, легко пройдясь босыми ногами по мягкому ковру, проговорила своему отражению в зеркальной дверке шкафа:

«Черт возьми! Меня же изнасиловали!»

Смеяться Насте больше не хотелось. Шумная, неуправляемая толпа разнообразных, еще не прочувствованных и не прижившихся эмоций затопили ее сознание, проступая в уголках глаз маленькими, солеными каплями.

Насте больше не приходилось думать о том, каких именно эмоций от нее могут ожидать окружающие, теперь она жила ими, послушно подчиняясь их воле.

Чтобы зря не упустить нужного настроя, она коротким жестом подхватила ноутбук и, слегка присев одной ягодицей на край стола, без особых усилий нашла пост с подходящей цитатой.

«Все! Готово!» — торжествующе подумала она.

От мимолетного смятения не осталось и следа и, повинуясь невесть откуда взявшейся жажде движения, Настя выдернула из ноутбука наушники, позволив ему петь в полную силу его скромных возможностей, аккомпанируя размашистому, немного неуклюжему танцу своей хозяйки.

С того момента Насте не составляло особого труда в случае необходимости придать себе «нужный» настрой чувств и эмоций.

* Миха *

Не торопясь, последовательно, начиная от крайнего левого и закачивая крайним правым, слегка растягивая нечистым пальцем и без того немаленький рот, Роман ногтем соскребал с зубов налет.

Очистив таким образом очередной зуб, он вынимал изо рта палец и, выдавливая из-под ногтя цвета слоновой кости массу, размазывал ее по штанине, время от времени поднося к носу и обнюхивая пальцы.

Чтобы не видеть этого, Миха поднялся с круглого на одной ножке с резьбой, как у пианистов, табурета и принялся разглядывать развешанные над верстаком инструменты.

«Щетка и вправду не помешала бы», — подумал он, ощупывая языком зубы.

Быстро похлопав себя по бокам, Миха нашел и вынул из кармана пачку, в которой свободно болтались две последние сигареты. Идея сигаретным дымом перебить неприятный привкус, скопившийся во рту, показалась ему удачной.

— Не делай этого!

— Что? — спросил Миха, не выпуская сигареты. Губа, ссадина на скуле и кисть правой руки все еще болели.

— Здесь же бензин! И масло моторное повсюду. Не кури здесь!

Миха вынул изо рта незажженную сигарету и, укладывая ее обратно в пачку, спросил:

— Чей это гараж?

— Моего деда.

— И машина его?

— Да.

— Что, если он сюда придет и увидит нас?

— Не придет. Он умер два года назад.

— Извини. Я не знал.

— Да ничего. Он старый был.

Миха обошел по кругу идеальную на вид белую «Волгу», потрогал зеркала и, не глядя на Романа, сказал, как бы сам себе:

— Судя по всему, дед хорошо ухаживал за машиной.

— Он как на пенсию вышел, так все время здесь, в гараже, и торчал.

Миха дернул за ручку, и дверка «Волги» со стороны водителя открылась.

— Закрой! — испуганным голосом закричал Рома.

— Да ладно, что ты! Я только посмотрел.

— Не надо смотреть. Отец очень дорожит этой машиной, называет ее антиквариатом. Мать хотела ее продать вместе с гаражом. Он не позволил.

Миха аккуратно закрыл дверцу. Рукавом стер пятно, а, может быть, и отпечатки пальцев с ручки и, совершенно потеряв видимый интерес к машине, произнес:

— Жрать охота.

— И мне тоже, — отозвался Роман.

Миха, не обращая на его голос внимания, присел на корточки перед левой фарой «Волги» и, заглядывая вглубь смотровой ямы, слегка повысив голос, спросил:

— Ну что? Нашел что-нибудь?

Снизу раздался невнятный шум, вслед за которым смотровая яма осветилась изнутри тусклым светом встроенного в телефон фонарика.

— Банки какие-то, с огурцами вроде. И картошка есть, но она испортилась вся, — раздался голос снизу.

— Тащи огурцы.

— Они там уже три года стоят, — попытался возразить Роман.

— Все равно, — коротко оборвал его Миха.

После чего произнес в пустоту смотровой ямы: «Подавай мне. Посмотрим, что там за огурцы».

Испачканный то ли известкой, то ли белой плесенью, пропихивая вперед две трехлитровые банки с ржавыми крышками, из-под машины вылез Дима.

— А во второй что? — рассматривая грязную банку с непрозрачной, густой массой внутри, спросил Миха.

— Варенье, — отозвался Роман.

— Дедушка вкусное варенье из смородины варил. Это, наверное, оно.

— Варенье — это хорошо, — обрадовался Дима.

«Ничего хорошего». — подумал Миха. Но вслух произнес:

— Давай сюда. Я открою.

Миха снял с крючка, приделанного к стене над верстаком, давно уже присмотренные им клещи, похожие на те, которыми отец на даче выдергивает гвозди из старых досок, прежде чем растопить ими баню или мангал.

Аккуратно, стараясь не проломить истончившуюся от ржавчины крышку, он открыл банку с солеными огурцами, отодвинул ее в сторону и принялся за варенье.

Крышка второй банкой при каждом нажатии, то и дело, норовила провалиться внутрь, а слишком большие для такой работы клещи, отказывались цепляться за ее края.