Своя недвижимость за границей - [6]

Бывшая столовая имела выход во внутренний двор, точнее, на небольшой участок, который упирался в почти отвесный склон горы, покрытой жесткой, колючей травой; где-то наверху этот склон был обнесен защитным барьером, за которым была узкая дорога, по ней иногда стрекотали мотоциклы, а сразу за дорогой, как она знала, к очередному склону снова лепились дома, отсюда невидимые. Участок соседей справа был огорожен проволочной сеткой, местами плотно оплетенной ползучими растениями, местами оголенной, открыто демонстрирующей немного разгильдяйский быт неведомых соседей - с какими-то пляжными полотенцами, разбросанными прямо по траве, и белым пластиковым столиком, полным неубранной посуды. Зато участок слева отделяла только живая изгородь в половину человеческого роста, идеально выстриженная, за которой виднелись прямо-таки райские кущи. Ее же земельные владения оставляли желать лучшего: какой-то полудикий кустарник, выгоревшая трава, ни намека на цветы даже странно, что тут жил англичанин, по идее кущи слева должны были принадлежать ему... Покуда она размышляла, там как раз появилась хозяйка подтянутая седая сеньора с лейкой в руках. Надо было ловить момент, и, через силу напустив на себя бодрый вид, она подошла ближе и заговорила с соседкой. Та, поначалу реагировавшая со сдержанной настороженностью, к счастью, все же поняла ее корявый английский пополам со скудным местным и, на глазах смягчаясь, подробно растолковала, куда тут принято девать мусор и где оплачивать коммунальные услуги.

Выразив напоследок восхищение райским садом, она, довольная, вернулась в дом, где прежде всего позвонила ленинградке, сообщила на автоответчик об окончательном вселении и дала номер своего телефона, после чего начала разбирать вещи. Разбирать, как это делается в гостиничном номере, - по крайней мере, ощущение было именно таким, когда выкладывала зубную щетку и прочие вещицы на подзеркальник в ванной; неведомый душка-англичанин, между прочим, бесплатно оставил тут и это зеркало с подзеркальником, и простые матовые светильники почти повсюду в доме, кроме только кухни, где под потолком сиротливо торчала голая лампочка. Надо ведь что-то покупать туда и вешать, устало заметила она себе, ужас, сколько всего разного надо в дом, просто прорва какая-то; такое впечатление, что быстрее всего деньги тают именно от мелочей, которые она, как белка в свое дупло, таскала сюда последние дни: все эти кружки-ложки, простынки-наволочки, моющие средства... Казалось - ну теперь уже все, однако быстро выяснялось, что чего-нибудь да не хватает: ладно, без будильника пока можно и обойтись, но вот без шлепанцев - никак, пол в ванной и на кухне плиточный и по вечерам почти ледяной; хлебница - излишняя роскошь, хлеб прекрасно сохранится и в пакете, да и мусор можно превосходно собирать и в новенькую коробку из-под чайника, но веник и совок, хошь не хошь, покупать придется... А теперь вот, значит, забытый осветительный прибор, кстати: ведь попадался на глаза где-то недавно такой абажур, коричнево-оранжевый, только бы вспомнить - где, и сходить прицениться...

Вздохнув, она покинула ванную и отправилась с вещами в свою (подумать только) комнату в первом мезонине. Там, забросив рюкзачок с тряпками - никаких шкафов не предусматривалось и тут, она отнюдь не миллионерша - в угол, занялась содержимым пакета, расставляя на полке секретера оставшиеся экземпляры сборничка, с которого вся эта эпопея и началась (четыре переводных, три - на русском), одну книжку, в последний момент прихваченную в Москве (надо б рецензию), да два толстых журнала. И при этом вдруг осознала одну невероятную прежде вещь: то, что почти месяц подряд ничего вообще не читала, не открывала даже - это она-то, чья вся сознательная жизнь постоянно протекает в сопровождении печатного текста!.. А тут - только бродила до одурения по улицам, по набережной, по музейным залам, заглядывала в лавки и в забегаловки, ела, спала или просто лежала в темноте, вслушиваясь в отдаленный морской гул, который доносился до деревни только по ночам, когда засыпал заслонявший море город,- и ничего ей больше не было нужно, удивительно, но факт... Дополнив экспозицию тетрадью с тезисами прочитанных ранее лекций, почти пустой записной книжкой и простеньким своим, школьного вида пеналом, она покрутилась еще бесцельно по комнате, а потом решительно спустилась вниз, к телефону - в Москве в это время кто-то должен уже быть на месте.

У меня все в порядке, я въехала в дом, сообщила она матери, взявшей трубку (слышимость - идеальная), как вы там? В дом? - в голосе матери были страдальческие нотки, - но ведь ты говорила: квартира! Ну, это можно назвать и квартирой, и домом одновременно, весело ответствовала она и беспечно добавила: в общем, увидишь! Мать молча отмахнулась на том конце провода, для нее все казалось таким же вероятным и необходимым, как полет на Луну, и, в полном замешательстве по поводу этих диковинных известий от самой непутевой и неприкаянной из своих дочерей, лишь жалобно выкрикнула: ты домой-то когда?! Точно не знаю, но где-то скоро, заверила она, про себя добавив: деньги ведь на исходе; так все здоровы? - тогда пока!